Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

К болезни постепенно приспособились. Для мальчика сконструировали специальную парту с регулируемым сиденьем, которая стояла в его классной комнате в Александровском дворце. Для него в Берлинском Ортопедическом институте заказали специальную кровать, которую перевозили из одной резиденции в другую вслед за наследником.[608] В его ванной комнате в Александровском дворце хранились все необходимые медицинские приборы и принадлежности. Поблизости постоянно дежурили врачи.

Тщательный режим наблюдения за мальчиком постепенно уродовал его характер. Он рос хорошим мальчиком, но был избалован всеобщей заботой и вниманием, и только отец мог отчасти держать его в руках. Великий князь Константин Константинович в марте 1912 г., побывав в Александровском дворце, записал в дневнике свое впечатление об Алексее: «Он сидел, развалившись, плохо ел, облизывал тарелку, дергал других». Это была серьезная педагогическая проблема. П. Жильяр, столкнувшись с нежеланием ребенка заниматься французским языком и вообще чем бы то ни было, пытался скорректировать его поведение. Эта корректировка в прямом смысле могла отразиться на здоровье наследника, но тем не менее Жильяр настоял на том, чтобы цесаревичу была предоставлена большая свобода.

Николай II и цесаревич на балконе-террасе Александровского дворца.1913 г.

Окончательное решение принимали родители. Они хорошо помнили весь прошлогодний ужас, но все же согласились на предложение Жильяра. И вскоре наследник был опять травмирован. Он упал со скамейки, стукнувшись коленкой об ее угол. На следующий день он уже не мог ходить, а опухоль, образовавшаяся под коленом, быстро охватывала нижнюю часть ноги. «Кожа натянулась до последней возможности, стала жесткой под давлением кровоизлияния, которое стало давить на нервы, и причиняла страшную боль, увеличивающуюся час от часу».[609] Подробных данных о ходе лечения нет, но, видимо, методика медицинской помощи была уже отработана. Можно с уверенностью предполагать, что она носила консервативный характер. Как замечает Жильяр, «наше пребывание в Крыму затянулось дольше обыкновенного из-за болезни Алексея Николаевича, и мы вернулись в Царское Село лишь в декабре».[610]

В Александровском дворце в музейной экспозиции 1920-х гг. были сохранены предметы, связанные с необходимостью оказывать наследнику повседневную медицинскую помощь. Так, в спальне цесаревича на особом стержне висели его тросточки, которыми он пользовался, когда у него болела нога. Некоторые из них были с резиновыми наконечниками. Надо отметить, что даже для семейных фотоальбомов цесаревича никогда не фотографировали с такой тросточкой. Наоборот, его старались снять, только стоя и так, чтобы не было видно признаков болезни. На одной из стен висел акварельный рисунок лечащего врача цесаревича – доктора В.Н. Деревенко.

Цесаревич на «ортопедическом» велосипеде, сконструированном для разработки травмированной ноги. Александровский парк. Весна 1913 г.

Комната дядьки-матроса А.Е. Деревенько находилась рядом со спальней наследника, за деревянной перегородкой. В ванной комнате наследника хранились некоторые из медицинских приборов и инструментов: электрическая лампа для согревания травмированных конечностей, ванночка для грязей, прибор для электризации, прибор для скатывания бинтов, прибор для пульверизации, фарфоровый пестик и ступка для растирания мазей, зеркальце для осмотра гортани, домашняя аптечка с набором лекарств, облатки лактобациллина.[611]Поблизости находилась и комната для дежурных врачей – В.Н. Деревенко или Е.С. Боткина.[612]

Несмотря на постоянные мелкие недомогания, здоровье Алексея Николаевича во второй половине 1914 – начале 1915 гг. изменилось в лучшую сторону. Мелкие недомогания были привычным фоном его жизни. В сентябре 1914 г. опять появились боли в ноге: «…он лежит, так как колено все еще опухло»,[613] писала императрица мужу. Осенью 1914 г. цесаревич вместе с матерью посетил лазарет, организованный императрицей в саду большого Царскосельского госпиталя. Там лежал раненый офицер Семеновского полка И.В. Степанов. Он описал один из таких визитов цесаревича: «Он вошел почти бегом. Весь корпус страшно, да, именно страшно, качался. Больную ногу он как-то откидывал далеко в сторону. Все старались не обращать внимания на эту ужасную хромоту».[614] Как мы видим, последствия осени 1912 г. давали себя знать спустя два года. Впрочем, это могла быть очередная «свежая» опухоль.