Алексеев. Последний стратег

   — Александр Фёдорович. С таким приказом на уровне государственного закона армии воевать крайне трудно. А флотам Балтийскому и Черноморскому совсем нельзя.

   — Вы, Михаил Васильевич, умаляете революционный дух солдатских и матросских масс. Доложите мне: готова ли Россия начать наступление на фронте?

   — Сложно ответить. Войска теряют свою боеспособность. Сегодня они пригодны только к обороне.

   — Когда будет возможно наступление?

   — Думаю, что не раньше чем через месяц или даже два. Надеюсь, что брожение на фронте уляжется в ходе боевой работы.

   — Почему именно в ходе боевой работы? Я человек не военный, объясните, пожалуйста.

   — Когда идут или ожидаются бои, войска живут ожиданиями опасностей и возможности совершить подвиги. У них просто не бывает времени на митинги.

   — Но это и есть революционная демократия. Солдатские комитеты, комиссары Временного правительства вносят на фронт заметное успокоение.

   — Не согласен с вами, Александр Фёдорович. Из фронтовых войск в штаб Ставки поступает информация совсем иного рода.

   — Вы, Михаил Васильевич, можете познакомить меня с такими донесениями?

   — Разумеется. Я обязан докладывать о них Верховному главнокомандующему.

   — Тогда зачитайте мне наиболее тревожащий вас документ?

Алексеев в задумчивости перелистал документы в кожаной папке с надписью на обложке: «Для докладов его величеству Верховному главнокомандующему». Выбрал один и стал читать:

«Общее заключение о настроениях в войсках Западного фронта.

Мнение большинства начальствующих лиц сходится на том, что дисциплина в войсках упала; доверие между офицерами и солдатами подорвано; нравственная упругость и боеспособность войск значительно понизились...

Почти все начальники указывают на то, что масса всякого рода литературы, хлынувшей в армию, в частности: «Известия», воззвания и приказы Советов рабочих и солдатских депутатов, приносят громадный вред, так как отвлекают части от боевого дела и расшатывают их потому, что масса солдат во многом плохо разбирается, многое принимает на веру и усваивает из прочитанного лишь то, что ей в данный момент нравится...

«Дух новых дивизий несколько слабее, чем в старых коренных дивизиях; большая часть их пока пригодна лишь к обороне...».

   — Михаил Васильевич, кто составил этот документ?

   — Заключение подписал Генерального штаба подполковник Новиков из штаба Западного фронта.

   — Вы доверяете подобным донесениям?

   — Вполне, Александр Фёдорович. Хотя думается, что ситуация на самом деле ещё хуже.

   — Так как нам воевать сегодня? Подскажите мне, вашему Верховному?

   — Воевать надо. Это наш долг союзника. Но пока мы можем проводить только частные наступательные операции. Штаб Ставки их уже готовит.

   — Я, со своей стороны, постараюсь убедить солдатские массы и их комитеты в необходимости довести войну до победного конца...

Осенние частные наступательные операции, проведённые войсками, «преисполненными революционного духа», успеха не имели. Они обернулись большими потерями. Во многих случаях солдатские комитеты отменяли приказы о переходе в наступление и отстраняли командиров рот, батальонов, батарей и даже полков от командования.

Были случаи, как, например, под Ригой в Сибирских стрелковых полках, когда атакующие, взяв в едином порыве передовую вражескую позицию, бросали её и уходили назад в свои окопы. По-боевому настроенное офицерство изгонялось из воинских частей как «контрреволюционное». Дезертирство превратилось в подлинное бедствие для фронтов, исключая разве что Кавказский и Румынский.

Начальник штаба Ставки пытался требовательными приказами заставить командиров всех степеней ужесточить борьбу с дезертирством. Из казаков и юнкеров создавались заградительные заставы, но и они не могли навести порядок. Тревожило то обстоятельство, что всё больше дезертиров покидало фронт с личным оружием. Они уходили в родные места теперь чаще не в одиночку, а группами.

На Русском фронте появилось такое явление, как братание нижних чинов с неприятелем.- германцами и австрийцами. Братание шло под лозунгом «Долой войну!» Офицерство во многих случаях оказывалось не в состоянии удержать солдат в окопах. Алексеев потребовал, чтобы при таких попытках со стороны неприятеля применять оружие, вплоть до артиллерии.