— Всё же я просил бы сохранить самостоятельность белого Кубанского отряда.
— Почему вы так цепляетесь за его самостоятельность? Ведь он имеет, как вы сами знаете, совершенно невоенную организацию.
— Кубанские добровольцы сроднились с отрядом, привыкли к своим начальникам. Всякие перемены могут вызвать у них недовольство.
— Такого быть не может. Ведь все они военные люди. Все в офицерских и казачьих погонах.
— И всё же я настаиваю на сохранении Кубанского отряда при передаче его в оперативное подчинение командующему Добровольческой армии.
Тут Алексеев, до этого молча слушавший, вспылил:
— Полноте, полковник. Простите - генерал-майор. Извините, не знаю, как вас и величать. Люди тут ни при чём, — мы знаем, как они относятся к этому вопросу. Просто вам не хочется поступиться своим самолюбием.
После этих слов Корнилов поднялся с лавки и внушительно сказал Покровскому:
— Одна армия и один командующий. Иного положения я не допускаю. Так и передайте своему правительству.
Докладывать Кубанскому правительству генерал-майору Покровскому не пришлось: оно уполномочило его принять решение о соединении двух белых сил. Хотя вопрос формально оставался ещё какие-то дни открытым, стратегическая ситуация требовала немедленных совместных действий. Тут же было решено: обозы на следующий день, 15-го числа, соединятся в станице Калужской, а добровольцы и кубанцы с двух сторон атакуют станицу Ново-Дмитриевскую. После разгрома в ней крупных сил большевиков и произойдёт фактическое соединение.
Прощаясь с Покровским, Алексеев как можно дружелюбней сказал:
— Не держите на нас с Лавром Георгиевичем обиду за резкость. Просто время такое, не для рассуждений.
— Обиды нет. А под Ново-Дмитриевской вы убедитесь в том, чего стоят мои добровольцы.
— Не устоит красный фельдшер Сорокин?
— Бой - не митинг, где этот есаул из Лабинского полка может перекричать любого оратора.
— Вы лично этого Сорокина знаете?
— Нет. Но наслышан много. Его даже местные большевики из советов опасаются...
Станица Ново-Дмитриевская была взята без помощи кубанских добровольцев - отчаянной атакой Офицерского полка генерал-майора Маркова. Он не стал дожидаться начавшейся в пять часов утра переправы через речку Партизанского донского казачьего полка и подхода застрявших где-то в черноземной грязи батарей. Марков решил за всех сам:
— Ну, вот что, батальонные. Ждать нам некогда. Тут все подохнем на морозе в поле. Идём в станицу.
И Офицерский полк, развёрнутый в цепь, двинулся по пахоте, ещё подернутой ночным ледком, к Ново-Дмитриевской. С её окраины ударил огонь пулемётов и винтовок. Добровольцев выручило то, что немалая часть красного отряда, не ожидавшего столь внезапной и бесстрашной атаки, грелась в ту морозную ночь по домам...
Утром красные войска со стороны соседней станицы Григорьевской беспорядочно атаковали Ново-Дмитриевскую, но были отброшены. Алексеев, наблюдавший за боем в бинокль, только и сказал своему адъютанту:
— Алексей, ты только посмотри на этих сорокинцев. Запалу много, а нет ни одного толкового поручика.
— Извините, Михаил Васильевич, но офицеры у красных есть.
— Может, и есть. Особенно прапорщики из студентов-социалистов. Только им надо поучиться командовать ротами и полками. Это ведь наука...
После проигранного боя красные батареи со стороны Григорьевской стали обстреливать оставленную станицу. Так продолжалось все дни, пока белые оставались в Ново-Дмитриевской. Батареи добровольцев молчали: снаряды были на исходе.
Через день после боя в Ново-Дмитриевскую приехали представители Кубани на новое совещание по поводу соединения двух армий - Добровольческой и Кубанской. Хотя армиями они были только по названию.
Как оказалось, краевое правительство и законодательная рада «политической» ситуацией в своих войсках не владели. Перед ними в станицу прискакали два добровольца из отряда генерала Покровского: совсем молодые пехотный подпоручик и казачий хорунжий, но оба с Георгиевскими крестами. Попросились к командующему, но Корнилов в это время находился на передовой, в марковском полку. Прибывших в станичном правлении, где разместился армейский штаб, принял Алексеев.
— Разрешите представиться, ваше превосходительство. Подпоручик Лебединцев. Хорунжий Жуматий.
— По Георгиям вижу — фронтовики.
— Точно так. С Кавказского.
— За что получили кресты?
— За взятие Эрзерумской крепости генералом Юденичем.
— Славная была победа русского оружия. С чем приехали к командующему?
— Кубанский отряд прислал нас сказать, что мы готовы подчиниться только генералу Корнилову.
— Но вы же знаете позицию вашего краевого правительства?
— Знаем, ваше превосходительство. Если оно почему-либо на подчинение не пойдёт, то все мы перейдём к вам самовольно.
— А генерал-майор Покровский?
— Он будет с нами. Мы верим в него, а он в нас. Он же доброволец, а не мобилизованный...