Алексей Ботян

Именно так получилось с одним из друзей Ботяна, тоже из омсбоновцев, входивших в группу Карасёва. Немногим старше Алексея, он до войны служил в НКВД, в одном из территориальных управлений, был оперуполномоченным. Хороший, толковый парень, но, как это порой случается с людьми, невезучий по своей природе. Как куда ни пойдёт, что ни начнёт делать — всё обязательно не так получается, как бы хотелось и как было нужно. Он был направлен в Чехословакию одновременно с Ботяном, осел где-то под городом Пльзень, куда-то устроился на работу грузчиком, потому как иной специальности, кроме специальности опера, не имел. А потом у него вдруг резко ухудшилось здоровье, разведчик тяжело заболел. Возможно, сказались многие месяцы пребывания в лесах за линией фронта. Об этом сообщили в Центр; было принято решение вывести его в СССР, но это почему-то не удалось, а может, и не успели, так как вскоре он умер и был похоронен под своей чешской фамилией…

Сотрудник этот был женат, его семья оставалась в Советском Союзе, и потом, уже довольно давно, к Алексею Николаевичу обратился сын этого товарища с просьбой помочь найти могилу отца. «Вряд ли найдёте…» — обречённо ответил Ботян, не только не знавший, где и на каком кладбище, но и давно уже не помнивший, под какой оперативной фамилией был похоронен его друг.

Подобная судьба вполне могла ожидать и его самого. Ведь не «Штирлицем» же он был — в самом центре, «в логове», так сказать, у всех на виду да ещё и с «радисткой Кэт» для постоянной связи с Москвой, а простым работягой на европейских задворках. Сгинет такой, так о нём завтра здесь никто и не вспомнит, а Москва долго ничего не узнает… Если вообще узнает, потому как в Центре было тогда абсолютно не до него и не до многих, ему подобных.

Советские спецслужбы тогда вновь лихорадили очередные преобразования. Генерал-лейтенант Судоплатов писал:

«Война показала, что политическая и военная разведка не всегда квалифицированно справлялась[103] с оценкой и анализом всей информации, которую она получала по своим каналам. И тогда Молотов, который перед Ялтинской конференцией несколько раз председательствовал на совещаниях руководителей разведслужб, предложил объединить их в одну централизованную организацию. Сталин согласился с этим предложением — так появился на свет Комитет информации, куда вошли 1-е управление МГБ и Главное разведуправление Министерства обороны[104] (ГРУ). Что касается Министерства госбезопасности, то решено было также сохранить в его составе специальную службу разведки и диверсий — на случай возможной войны или локальных военных конфликтов на Ближнем Востоке, в Европе, на Балканах или на Дальнем Востоке. Аналогичное спецподразделение было сохранено в Министерстве обороны»^{169}.

И то — слава богу! Отдел «ДР» всё-таки оставался в системе МГБ.

Всё это — «информация к размышлению». А далее следуют выводы. К сожалению, большого энтузиазма не вызывающие: «Оглядываясь на прошлое, я вижу, что вполне здравая идея создания единого аналитического центра для обработки разведывательной информации была реализована на практике не так, как следовало. Оперативное руководство разведывательными операциями не надо было передавать в чужие руки. Что же касается нового Комитета информации, то его задачи надо было ограничить анализом материалов разведки»^{170}.

И ещё более печальные размышления признанного аса разведки: «Прежнее разведуправление НКВД — НКГБ, являвшееся основным инструментом обеспечения интересов госбезопасности за рубежом, по существу превратилось в придаток Министерства иностранных дел, основная деятельность которого — дипломатия, а не разведка. Как и Комитет информации, министерство находилось под контролем Молотова…»^{171}

Просто обрываем цитату, потому как больно! Но ведь давным-давно утвердилась в России такая традиция, что во все времена политики и чиновники считали себя самыми умными — умнее профессионалов и профессоров, умнее писателей и художников, умнее всех широких народных масс. Всех они учили, как жить, всех наставляли, всем давали «ценные указания», перестраивая всё по своему разумению.

Понятно, что большим руководителям в Центре за всеми пертурбациями было уже совсем не до того, чтобы заниматься судьбой какого-то разведчика-нелегала в лейтенантском звании, только ещё готовившегося проникнуть в некую далёкую страну. Даже при том, что эта страна представляла немалый оперативный интерес!

Но, как известно, «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». В России давно это усвоили и, соответственно, поступают по обстоятельствам.

Вот и Ботян совсем не тот человек, который будет смиряться с обстоятельствами и покорно плыть по воле волн, тревожно ожидая: «Когда же это Центр обо мне вспомнит?!» Ведь жизнь, между прочим, даётся человеку один раз — и прожить её надо по-человечески.

«Ну, отправили меня наши туда и плевать им на эту страну! Я понимаю!» — рассказывал Алексей Николаевич, и видно было, что даже много десятилетий спустя это не оставляло его равнодушным.