Алексей Федорович Лосев. Записи бесед

За всей простотой А. Ф. стоит незаметный, не бросающийся в глаза, но всё определяющий взгляд на мир, и знание, что с этим миром надо делать. Велик ли его набор идей? есть ли он вообще? Есть инструмент, который высекает искры, встречаясь с чем бы то ни было. Какие искры это будут, ему может быть даже неважно. Нет системы. Есть какой-то внутренний кремень. Во фразе А. Ф., в частном — небрежность, она чуть ли не раздражает простотой, аляповатостью. Когда читаешь в целом — совсем другое впечатление.

Как ребенок, А. Ф. смеялся, когда Аза Алибековна дала ему послушать свой голос на ее магнитофоне.

30. 7. 1970. А. Ф. ищет формулу соотношения добра и красоты у Аристотеля.

Разделить благое и прекрасное и нужно, и невозможно. Есть благое и прекрасное; и в благом прекрасное, и наоборот. Благое всегда рядом с прекрасным, и наоборот. В благом есть свой принцип, которому прекрасное помогает, и наоборот. Формализма здесь нет. Если бы я разделил на структурные элементы — так ведь нет же этого! Традиционное

словоупотребление располагает к смешению благого и прекрасного, но есть и размежевание. Что такое благое само по себе? В нем обязательно присутствует прекрасное. Оно в нем необходимый принцип; но не первый. Благое само в себе содержит прекрасное. Разделение есть, но одно за другое цепляется. Благое — предмет стремления, а прекрасное — цель стремления? Энтелехия, осуществившаяся сущность, это, например, цветок. То, что цветок вырос, есть благо; то, что он оформлен, структурен — прекрасно. А вырос он из блага. Благое есть то, к чему что-нибудь стремится. Благое в себе — то, к чему всё стремится. Благое есть предмет стремления. Это возможно благодаря прекрасному в благом. Благо есть некоторое качество, которое выше структуры. Структура абстрактна, структура ничего не хочет. А благо — это стремление…

4. 8. 1970. Дождь. Занятия не в саду, а на втором этаже [22]. Комната просторная, в ней одна кровать и стол. Из окна вид в сад. Топится печь. Читаю. Объявляют, что пришли Широковы [23]. «Повежливее скажите, не что занимается, это будет сказать невежливо, а что пришел срочно человек, специально». Потом Широковы поднялись на минуту. Он из Минска, там жили пятнадцать лет, ей снился кошмар, что они туда вернулись. Гонения. А. Ф. дает советы, «Аза поможет».

Потом, после их ухода, за яблоками, долгий разговор о гонениях. Что там у вас с методикой, спросил А. Ф., имея в виду засилие методики на языковых кафедрах. Я однажды слышал, как одна девица вела урок английского языка. Бойко так, всё по-английски. Без политики.

— Было ли так при царе?

Нет, при царе было лучше. Сейчас ведь озверение невозможное, озверение. Одни подхалимствуют, другие звереют. Потому и методика разрастается. При царе — не то… Ну, было два-три врага, делали пакости… были случаи, исключали… но такого озверения не было.

— Может, вы были не в том кругу, где все это видно.

Нет, я был среди… Нет, сейчас надо делать, как Эпикур говорил: никого не люби и никого не ненавидь. Λάθε βιωσας. Ни с кем не спорь. Ну, и будут думать,

ну, чего там, сидит там, занимается, ну и пусть занимается. А играть роль… Сейчас в каждом институте идет травля кого-нибудь. В каждом институте!

А ты мог бы заняться историей языка, теорией языка… Вот как Маковский — диалекты древнеанглийского. Никуда не суется и довольно быстро прошел. Подцепись к знатоку старому, как Аракин, и работай, чтобы получить хотя бы степень. А покамест нету степени — трудно.

Долго собирали материалы о том, что такое благо и красота у Аристотеля. А. Ф. думал. Потом с радостью продиктовал самый важный, шестой пункт: красота есть ум, благо и т. д., но в себе. «Что ты, премудрый змий, на это скажешь?» Я не нашел что сказать. «Ну вот, после долгих размышлений, после многолетней работы над Аристотелем, мосле чтения книг я пришел к такому выводу».

По поводу моего замечания, что Аристотель это всё-таки онтология, а у Лосева всё эстетика, он возразил: «Эстетика — заключительная часть онтологии, онтология завершается эстетикой. Эстетика последняя глава онтологии Платона и Аристотеля. Эстетика — завершительная онтология. Хотя в античности не было эстетики как самостоятельной науки. Ее создал Баумгартен. Античная красота — в добре, она бытийная, онтологическая. Нельзя поэтому говорить, что Лосев всё в эстетику превращает. Он — и в онтологию. Метафизика там в античности всё, и красота, и бытие».

А. Ф. снова говорил об античной ограниченности, об отсутствии личности в Греции. Личность появляется только с еврейством, с Ягве, с сотворением мира Богом как личностью.