Алексей Федорович Лосев. Записи бесед

У европейцев мозги отшиблены механизмом. Все знают, что десять часов могут быть равны десяти годам, что время переворачивается. Но всё-таки мозги настолько выворочены, что человек не верит своему ощущению реального времени, то и дело — взял да и посмотрел на часы, сколько там прошло времени. «Да, два часа…» (тихим упавшим голосом). Шпенглер: кругом часы, и в кармане, и с главной площади бьют, и в голове, всё бьется — эй, эй, эй… Счет времени по часам это один из признаков новоевропейской культуры. И духовного растления. Попытка свести на время все события и действия. А невозможно. Живое время невозможно высчитать. Древние имели смелость сказать: да нет никакого времени! Есть вечность, и есть жизнь.

Я подобно Бердяеву называю себя детищем свободы.

Они купили библиотеку Виндельбанда в Гейдельберге. Крупный философ (о Фундаментальной библиотеке АН).

4. 6. 1972. Число связано со становлением. Вокруг двойки копошится 2 1/2, 2 1/4 и так далее, так что это число есть становление, как и время. Аристотель это плохо учитывает. А ведь между двойкой и тройкой целая бездна, континуум.

Разница та, что число есть становление внутри эйдоса, а время — внеэйдетическое становление самого времени как такового. Аристотель это не очень четко понимает. Но он сделал так много, что для меня того, что он сделал, достаточно. И того, что сделал Платон, тоже достаточно. И того, что Плотин.

Кассирер, один из таких светлых умов в 20 веке. Он умеет читать. Иной раз у него дается цитата, которой ни у кого нет. И даже не верится, есть ли такая цитата. Посмотришь — так, есть. А ты не обращал внимания. Он читать умеет, а уметь читать есть дело большое.

Ойзерман, самодержец и диктатор, который имеет свои симпатии. А Асмус считается священной коровой. Асмус либо болеет, либо занят печатанием своих трудов. Так что у него достаточно удовольствий заниматься самим собой.

Как филолог можешь всем говорить: лучшее издание то, которое у Тойбнера издано. У него большой капитал, он нанимает профессора, который разъезжает по разным Нью-Йоркам, Пекинам, Мадридам; несколько лет; очень сдержанная академическая линия, никаких новшеств декадентских, как у Виламовица например. Поэтому Соболевский нас учил, что всегда надо предпочитать Тойбнера.

Любить или не любить… Даже Демокрита я не могу сказать что не люблю. Если по-настоящему изучить Демокрита, его язык, и вместо обычной метафизики увидеть другое, то как бы я ни относился к нему, я начну им увлекаться. Даже тот, кто пишет диссертацию о земляном клопе, он этого клопа тоже наверное любит. Если бы не любил, не тратил бы на него годы. А если спрашивать, что интимно мы любим или не любим, то начинается уже чтение в сердцах и утробах. Это очень большой вопрос.

22. 6. 1972. Они (Иванов, Топоров) чувствуют глубину в языке, но выразить не могут. Я внимательно читал тартускую «Семиотику» и убедился, что хотя они не употребляют этого слова, но говорят по сути дела о символе.

По поводу моего перевода Макария Египетского А. Ф. сразу вспомнил: Попов Иван Васильевич напечатал статью «Религиозный идеал Макария Египетского» в «Вопросах философии и психологии».

Об Илиаде, Одиссее спрашивают, кем они написаны. Эти вещи создавались в народе в течение столетий. Один ли человек их записал или комиссия Писистрата, не имеет значения. Там было двадцать авторов, как считают некоторые немцы? Да стиль-то один и тот же, выражения одни и те же!

Архилох Паросский богемистый, всё в боях да в пирах.

О смысле: он значит, а не есть. О нем нельзя сказать, есть он или нет. Так уже у стоиков. Предмет высказывания нетелесен. Он выявляется из анализа слова. Слово уже есть организация мысли. Слово не просто отражает мысли, объективация тут не обязательна.

В этом новизна стоиков: они впервые наметили момент чистой предметности в мысли, или, как мы говорим, иррелевантности.

6. 7 1972. Какие-то первичные жизненные впечатления действуют в художнике, которые направляют его произведение в ту или иную сторону. А чистая структура — ее нет даже в геометрии. Например, треугольник есть часть плоскости, ограниченная тремя прямыми. Каждая прямая сама по себе не треугольник. Часть плоскости тоже не треугольник. Треугольность разлита по всему треугольнику без различия. Так что даже в геометрии нельзя сказать, что треугольник это структура.

Вот почему терпит крах не только структурализм, но и всякое рациональное познание, потому что всякое познание по существу иррационально. Мои брюки — в чем они заключаются? В плане, в чертеже брюк? Возьми его, он мне не нужен. — Да позвольте, это же чертеж ваших брюк? — А, брюк? Ну, тогда другое дело. Тут уже есть предмет. Он к рациональному плану не сводится.