Алексей Константинович Толстой

В кругу «золотой молодёжи» Алексей Константинович Толстой, как уже говорилось, выделялся двумя достоинствами: замечательной памятью и необыкновенной физической силой. Сам он гордился своей памятью и с детства тренировал её, прочитывая книгу за книгой. Вместе с тем статный белокурый красавец, кровь с молоком, хоть и несколько женственный, легко разгибал подковы, загонял пальцем в стену гвозди, свёртывал змеевиком серебряные ложки. Однако к литературе все эти подвиги не имели ни малейшего отношения.

Со смертью своего дяди молодой человек отнюдь не лишился высоких покровителей. На место покойного брата заступил Лев Алексеевич Перовский, бывший тогда сенатором и товарищем министра уделов; в 1841 году он стал министром внутренних дел с сохранением всех прежних обязанностей. Вообще, семейный клан Перовских играл в Российской империи весьма заметную роль.

Наиболее ярким представителем этого клана был Василий Алексеевич — оренбургский военный губернатор и командующий отдельным корпусом. Ему было вверено управление обширным пограничным краем, с неограниченными полномочиями. Для своей вотчины он сделал столько же, сколько сделал для благоустройства юга России другой выдающийся администратор того времени — Михаил Семёнович Воронцов. Оба были героями Отечественной войны 1812 года. На парадном портрете Василия Перовского работы Брюллова, находящемся в Третьяковской галерее, можно разглядеть на указательном пальце левой руки серебряный напёрсток. В Бородинском сражении французская пуля оторвала ему этот палец.

Нельзя не упомянуть и о том, что Василий Перовский был приятелем Пушкина. Поэт пользовался его гостеприимством во время поездки по оренбургским степям в поисках материалов о пугачёвщине.

Уже после смерти великого поэта Василий Перовский, отправляясь в «хивинский поход», получил от Николая I запечатанный конверт, который надлежало вскрыть, когда русские войска войдут в Хиву. Этого не случилось, и конверт был возвращён императору в целости. Говорили, что в этом конверте был указ о присвоении Василию Перовскому титула «князя Хивинского».

Свою службу в Архиве иностранных дел Алексей Толстой считал законченной. Он не спешил к сроку вернуться в Москву; Малиновскому было послано следующее письмо (13 ноября 1836 года):

«…Спешу извиниться перед Вами в просрочке данного мне отпуска. После постигшего нас несчастия матушка моя сильно занемогла, болезнь её увеличилась по приезде в Петербург и до сих пор ещё продолжается. Вот что было причиною моего замедления, и я надеюсь, что Ваше превосходительство с меня за это не взыщите, тем более что в теперешних обстоятельствах отсутствие моё было бы вдвое чувствительнее для матушки…»

К этому времени уже был решён вопрос о переводе А. К. Толстого в Петербург. Сначала он назначается чиновником департамента хозяйственных и счётных дел Министерства иностранных дел, но уже с января 1837 года причисляется «сверх штата» к русской миссии во Франкфурте-на-Майне. Даже сама формулировка наводит на мысль о том, что новое назначение — очередная синекура. Действительно, через несколько дней Алексей Толстой получает трёхмесячный отпуск «в разные российские губернии». В Германию он собрался только осенью.

Франкфурт-на-Майне был «вольным городом» в составе Германского союза; он находился на территории земли Гессен-Нассау в Пруссии. Русская дипломатическая миссия никакими особыми делами обременена не была; тем более их не было у чиновника «сверх штата». Он свободно разъезжал по Германии, а Михаил Петрович Погодин столкнулся с ним даже в Париже. Всюду Алексей Толстой изучал произведения живописи и ваяния, сосредоточенные как во дворцах аристократов, так и в церквях. Искал он и знакомств, в особенности с литераторами. Именно к этому времени относится его первая встреча с Гоголем. В памяти остались две любопытные истории.

Первая история чрезвычайно похожа на анекдот. Алексей Константинович Толстой впоследствии сам рассказал её первому биографу Гоголя Пантелеймону Кулишу. Гоголь остановился в одной из гостиниц Франкфурта; утром он намеревался ехать дальше и приказал гостиничному слуге (гаускнехту) запаковать его вещи и отправить их с дилижансом, затем беззаботно лёг спать. Утром выяснилось, что сверхаккуратный гаускнехт сложил в чемодан всю его одежду и она уже находится далеко в пути. Пришедший с визитом Алексей Толстой нашёл Гоголя закутанным в простыню. В таком одеянии он принимал и остальных посетителей, пока его старые и новые друзья не сбросились и не купили ему платье. Гоголь же от души веселился.

К этому же периоду относится другой случай. Во Франкфурте жил Жуковский и Гоголь постоянно посещал его. Кулиш пишет:

«Однажды — это было в присутствии графа А. К. Толстого — Гоголь пришёл в кабинет Жуковского и, разговаривая со своим другом, обратил внимание на карманные часы с золотой цепочкой, висевшие на стене.

— Чьи это часы? — спросил он.

— Мои, — отвечал Жуковский.

— Ах, часы Жуковского! Никогда с ними не расстанусь!