Алексей Краснопивцев

Уходили, расставаясь, покидая тихий край. Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай.

Нам песня строить и жить помогает, она, как друг, и зовет и ведет, и тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет. И если враг нашурадость живую отнять захочет вупорном бою, тогда мы песню споем боевую и встанем грудью за Родину свою.

Под солнцем горячим, под ночью слепою немало пришлось нам пройти. Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути! Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались, как нас обнимала гроза? Тогда нам обоим сквозь дымулыбались ее голубые глаза...

Если в край наш спокойный хлынут новые войны проливным пулеметным дождем, по дорогам знакомым за любимым наркомом мы коней боевых поведем!

Яна подвиг тебя провожала, над страною гремела гроза, я тебя провожала и слезы сдержала, и были сухими глаза. Ты в жаркое дело спокойно и смело иди, не боясь ничего! Еслиранили друга - сумеет подруга врагам отомстить за него! Еслиранили друга - перевяжет подруга горячиераны его.

Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой. За далекой за Нарвской заставой парень идет молодой. Далека ты, путь - дорога. Выйди, милая моя! Мы простимся с тобойу порога, и, быть может, навсегда.

Пусть он вспомнит девушку простую, пустьуслышит, как она поет, пусть он землю бережет родную, а любовь Катюша сбережет.

Пройдет товарищ все фронты и войны, не зная сна, не зная тишины. Любимый городможет спать спокойно, и видеть сны, и зеленеть среди весны.

Ой, вы, кони, вы, кони стальные. Боевые друзья - трактора, веселее гудите, родные, - нам в поход отправляться пора! Мы с чудесным конем все поля обойдем - соберем, и посеем, и вспашем. Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять пореспубликам нашим. Наглый враг, ты нас лучше не трогай. Не балуйсяу наших ворот, не пуглив, справедливый и строгий, наш хозяин советский народ!

Всех песен, отражавших кипучую, «как море полноводную», жизнь народа нашей страны сороковых годов, и не припомнить, и не перепеть.

Наступил грозный 1941-й...

В память врезалась картина суровой зимы сорок первого. Тогда я впервые увидел продрогших завоевателей, в пилотках, повязанных палаточными платками, кутающих посиневшие руки в рукавах своих летних шинелей, бредущих по взгорку со стороны Танеевки к нашему хутору Монастырский. Мы, местная детвора, прилипли к окнам хатенок, наблюдая за этим. Колонна прошла через хутор.

Скажу, что все время, которое мы провели в фашистской оккупации, никто, ни мы, детвора, ни дедушки и бабушки, ни наши мамы и тети не сомневались, что враг будет изгнан с нашей земли, победа будет за нашим народом и его армией. Даже тогда, когда фашисты были у самой Волги, в Сталинграде.

Жаркое лето сорок третьего. Мы с матерью жили в землянке на хуторе около деревни Быканово Обоянского района, у дедушки по матери Алексеева Емельяна Егоровича и бабушки Федоры Емельяновны. Хутор был расположен километрах в двух-трех от Симферопольского шоссе, недалеко от Обояни. Ожесточенные сражения за нашу землю шли недели две, не стихая ни днем, ни ночью. Особенно сильные воздушные и танковые бои велись на шоссе около Обояни. После того, когда они закончились, мы с мальчишками пошли на место прошедших сражений и удивились: так много подбитых танков и пушек нам никогда видеть не приходилось. Влезешь на башню одного из подбитого танка, посмотришь вдаль, и до самого горизонта видна покореженная техника, как будто ее специально сюда на смерть сгоняли.

Иопять нахлынули слоеалюбимых песен 1941-1945 гг.

Грустные ивы склонились к пруду, месяц плывет над водой. Там, у границы, стоял на посту ночью боец молодой. В грозную ночь он не спал, не дремал, землюродную стерег. В чаще лесной он шагиуслыхал и с автоматом залег. Черные тени в туманеросли. Туча на небе темна... Первый снарядразорвался вдали, так началася война. Трудно держаться бойцу одному, трудно атаку отбить. Вот и пришлось нарассвете ему голову честно сложить.

Споемте, друзья, ведь завтра в походуйдем в предрассветный туман. Споем веселей, пусть нам подпоет седой боевой капитан. Прощай, любимый город! Уходим завтра в море. Иранней порой мелькнет за кормой знакомый платок голубой.

Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой с фашистской силою темною, с проклятою ордой. Не смеют крылья черные над Родиной летать, поля ее просторные не смеет враг топтать! Пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война!

Мы запомним суровую осень, скрежет танков и отблеск штыков. И в веках будут жить двадцать восемь самыххрабрых твоих сынов. Иврагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова, дорогая моя столица, золотая моя Москва!

Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза. Ипоет мне в землянке гармонь проулыбку твою и глаза. Ты сейчас далеко-далеко, между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, а до смерти - четыре шага.

И врага ненавистного крепче бьет паренек за советскую Родину, за родной огонек.