Алексей Кулаковский

Лишь через день или другой увидишь настоящие горы. Мир мертвых, застывших в своем первозданном хаотичном нагромождении скал поражает воображение человека. Здесь нет ни зверей, ни птиц. Лишь ниже, в отрогах хребта, легко перепрыгивая с камня на камень, проносится снежный баран да коченеет зимой в своей норе маленький, юркий тарбаган, из его красивого густого меха оймяконцы шьют себе шапки.

…Круто вздымаются отвесные стены с выпирающими из них огромными глыбами. Над нами скалы и ломаная полоса ослепительно синего неба. Все глубже, все извилистей сумрачные теснины, по которым текут горячие ручьи и реки, — сколько их здесь, этих гранитных улиц, перекрестков и тупиков. Горе заблудившемуся путнику. Лишь опытный проводник может вывести караван из этого лабиринта. Уметь надо читать эти камни!

Над тобой скалы — свинцово-серые, фиолетовые, ярко-красные. Высоко задираешь голову, любуясь сменяющимися картинами; коченеет и болит шея от долгого напряжения. Целый день продвигаешься вперед медленно, тишайшим шагом. И ни разу не почувствуешь скуку в этой каменной стране…

У Кулаковского были большие карманные часы, — тогда их называли «чугунными». По ним он мерил пройденное расстояние. Якутский кес равен приблизительно десяти верстам. Если едешь два часа, значит, позади один кес, и надо дать лошадям отдых. Следя по часам, он проверял, правильно ли определено расстояние между привалами. Алексей Елисеевич находил, что рассчитано верно, и вечером все это записывал. Таким образом, кес здесь определяется не столько пройденным расстоянием, сколько временем, затраченным в пути. Все относительно!.. Об этом уже знали наши деды. Поэтому в этих труднодоступных местах кес такой короткий. Проедешь иногда черепашьим шагом два часа — кес; оглянешься назад — скала, откуда выехал, торчит так близко, что протяни руки и достанешь ее.

Часто мы спешиваемся, ведем своих коней в поводу. Устаешь, натираешь ноги; якутские торбаса из дубленой кожи — слабая защита от камней. Жаль, конечно, коня, но невольно тянешься к седлу. Каждый шаг вызывает острую боль. Кажется, пятки горят под тобой. Тогда мы начинали соревнование: кто больше всех отшагает по жалящим камням. Алексей Елисеевич был в годах, мы — молоды. Но во многих случаях в этом «соревновании» мы ему уступали. Он привык к трудным переходам. Он был настоящий айанит…

Алексей Елисеевич привык писать в дороге. И теперь, направляясь в Оймякон, продолжал работать над грамматикой якутского языка.

Мы ехали лесом.

— Скажи, как изменяется по падежам слово «юрэех» — река? — спросил он меня.

Ничего путного я ему ответить не мог. В ту пору мы учили грамматику русского языка — и то, конечно, не ахти как. Я даже и не подозревал, что в якутском языке существуют падежи. Алексей Елисеевич молча отвернулся от меня и больше ни разу со мной «не консультировался».

Наш караван медленно продвигался вперед: еще несколько переходов — и достигнем вершины хребта. Однажды мы оказались у маленькой горной речки, сплошь забитой толщенным льдом — тарыном. Речка едва дышала под тяжестью навалившейся на нее громадины и косилась белесыми от злости и отчаяния глазами на божий мир, на сияние жаркого летнего дня…

Перейдя речку, забитую наледью, мы добрались наконец до бассейна реки Куранах, устроили там привал под широколиственными тополями. Уже сварился неизменный наш саламат, вскипел чай, и мы было уселись за ужин, как вдруг вдали показался одинокий всадник, едущий берегом реки со стороны Оймякона. Это насторожило нас. Что за человек? Когда он подъехал ближе и мы узнали в нем хорошего нашего знакомого, родственника старика Степанова, от сердца отлегло. Этот человек возвращался из Оймякона к себе в Сасыльцы.

Оказывается, у самого спуска с хребта он встретил бандитов, поджидающих красный отряд из Якутска. Почти все они — эвены, молодые, выносливые люди, способные на своих быстроногих оленях молниеносно появляться и исчезать. Главари банды остались в Оймяконе в своем штабе, а их выставили в горах, у этого спуска, в тесном каменном ущелье. Местные охотники-оленеводы, они знают здесь каждую лощину, речку, ручей. Ни ускользнуть, ни спрятаться от их бдительного ока!.. Да они и с завязанными глазами найдут нас, путников с десятком утомленных коней.

Старики наши не рассчитывали на такую встречу в пути.

Посоветовавшись между собой, они решили свернуть с тропы, обойти засаду и по бездорожью, окольными путями пробиться в Оймякон. Иного выхода у нас не было.

На другое утро мы чуть свет снялись с привала, двинулись вверх по течению реки. Куранах — река удивительная: на всем своем протяжении она выложена широкими и тонкими каменными плитами…