Алексей Михайлович

Туляк понял, что ничего силой не сделать, и решился на хитрость. Нахлобучив на глаза шапку, он тщательно завернул в тряпицу остаток недоеденного пирога, сунул в карман флягу и безразличным голосом объявил:

— Обряжайся, красавица, да, благословись у родителя, иди на двор тюремный.

Григорий упал в ноги ему:

— Меня казни, а девку помилуй!

— Не ты с разбойником Савинкой в языках ляцких служил, не тебе и ответ держать. — ответил приказный и резко повернулся к девушке:

— Кому я сказывал? Обряжайся!

Григорий подполз к дочери, припал к ее коленям.

— Поддайся!… Отца для, поддайся! Лутче в блуде с ним жить, чем сгинуть в узилище без покаяния.

Туляк удивленно оглядел старика и разразился самодовольным смешком.

— Вот то умственные глаголы! Чуешь, бабонька. — великоумственно родитель сказывает.

Таня решительно накинула на себя епанчу и, поклонившись отцу, взялась за ручку двери.

— Краше на дыбе Богу душу отдать, нежели с катом сим безносым хоть малый час миловаться. Тьфу, рыло карпатое!

— Примолкни! — взревел приказный и, отшвырнув ногой старика, выскочил за Таней на улицу. — Я вот, ужо, тебя!… Не накланяешься еще карпатому.

Таня не ответила и зашагала быстрей.

У Земляного города она подозрительно остановилась.

— Куда ведешь?

— Куда? Вестимо, в застенок.

— А в застенок, так не кружи вороном, веди прямою дорогою.

Из— за переулка вышел дозорный стрелец. Туляк обрадованно окликнул его и, приказав Тане не двигаться с места, пошел к нему навстречу.

Таня, пригнув голову, напряженно прислушивалась к шепоту, но, кроме ехидного смешка, ничего не могла разобрать.

Рассказав все. что нужно было, стрельцу, Туляк передал ему узелок и, переждав немного, неохотно полез в карман за флягой.

— Мшелом жалует — догадалась Таня и почувствовала, как понемногу вползает в нее страх.

— Гайда! — прикрикнул стрелец и больно ударил девушку кулаком по спине.

Они долго кружили по окраинам, пока не остановились наконец подле тайной корчмы.

Из избы глухо доносились песни, хохот, хмельная брань. Приказный трижды раздельно постучал в дверь и, отойдя к оконцу, отсчитал еще пять торопливых ударов.

Притихшая было изба вновь ожила, признав условные стуки. Щелкнула щеколда, и в дверях показалась встрепанная голова старухи.

— Кого Бог дает в полуночи?

Стрелец, втолкнув Таню в сени, тотчас же исчез.

Таня бросилась к выходу, но кто-то упал ей под ноги, и она шлепнулась на пол.

В избе стоял дым коромыслом. Хмельные приказные и служилые люди, увидев Туляка, бросились встречать его. Навалившиеся на Таню мужики скрутили ей руки и втащили в горницу. Сквозь едкий дым и пар Таня увидела нескольких девушек, разместившихся вдоль стены на лавке.

Одна из них, по приказу хозяйки, поднесла гостье чарку вина. Таня замотала головой, мертвенно стиснула губы. Тогда старуха, перемигнувшись с Туляком, поклонилась Тане в пояс и неожиданно изо всех сил ударила кулаком по зубам. Девушка стукнулась затылком об стену. Алые струйки крови медленно поплыли по подбородку.

Туляк, не обращая внимания на свою полонянку, уселся за стол и потребовал вина.

— Неужто муж аль родитель приказному продал? — спросила Таню соседка, заботливо вытирая с лица ее кровь.

— Кривдой увел! — жестко свернула глазами девушка.

— А нас родители продали… За недоимки.

И, точно оправдываясь перед кем-то, виновато потупилась.

— Нешто одюжить людишкам немочным подать цареву?

Всю ночь бражничали приказные. Таня защищалась до последней возможности и сдалась лишь, когда потеряла сознание.

Под утро Туляк вышел как бы за своим делом на улицу. Поджидавшие на углу языки тотчас же ринулись в избу. Перепуганная хозяйка попыталась бежать через окно, но ее схватили и с силой бросили об пол.

Приказные наспех одевались, дружелюбно переговаривались с языками.

— То мы нарочито и ноченьку ночевали в вертепе сем непотребном, чтобы без обману прознать, зря ли болтают, аль впрямь тут блудные твари на искушение христианам гнездятся.

Девушек, обвиненных в блуде, вместе в хозяйкой погнали в застенок. С ними уволокли и Таню.

ГЛАВА VI

Великая сила мастеровых и мелких торговых людишек собралась после обедни на Красной площади, у храма Василия Блаженного.

— Волим к царю с челобитною!

Ближние люди царевы набросились с кулаками на стрелецких полуголов.

— Так-то блюдете вы покой государев?

Служилые виновато отступали.

— Нешто можно нам православных христиан в храм не пущати?

Алексея всполошил рокот толпы. Когда отошла служба, он, посоветовавшись с Милославским, приказал допустить к нему челобитчиков.

Точно изваянный из камня и золота, сидел на троне важный и недоступный царь. Рядом с ним, такой же величественный и строгий, восседал, опираясь на палицу, патриарх. Ниже, до отказу задрав бороды к подволоке и выпятив животы, разместились на лавке ближние бояре.

Объятые трепетом, по одному, вползали на четвереньках выборные. Колотясь головой об пол, они благоговейно лобызали царский сапог и неслышно отталкивались в сторону Когда обряд целования окончился, Алексей разрешил челобитчикам встать.

— Сказывайте, по какой пригоде пожаловали.