Алексей Михайлович

О приближении царя к Кремлю «известили» стрельцы, которые, метлами «выметали снег перед царем». Царь шел пешком, с непокрытой головой, беседуя с Никоном. «Всего замечательнее, — продолжает Павел Алеппский, — было вот что: подойдя к нашему монастырю, царь обернулся к обители монахинь, что в честь Божественнаго Вознесения, где находятся гробницы всех княгинь; игуменья со всеми монахинями в это время стояла в ожидании; царь на снегу положил три земных поклона пред иконами, что над монастырскими вратами, и сделал поклон головой монахиням, кои отвечали ему тем же и поднесли икону Вознесения и большой черный хлеб, который несли двое; он его поцеловал и пошел с патриархом в великую церковь, где отслушал вечерню, после чего поднялся в свой дворец»[267].

Впрочем, то, что так поразило Павла, не вызвало никакого удивления среди москвичей. Это для греков, православие которых издавно было стеснено чужеверием завоевателей, а религиозное рвение остужено привычкой к послаблению, подобная демонстрация благочестия оказалась в диковинку. Для русских поведение царя было обычным — обычно благочинным.

Второй поход

Успехи Москвы произвели большое впечатление в Восточной Европе. Планы следующего, 1655 года уже выстраивались с учетом произошедших изменений. Швеция в переговорах с Речью Посполитой заняла еще более неуступчивую, жесткую позицию. Все разговоры о компенсации «шведского наследства» — прав польских Ваза на шведский престол — были оставлены. Шведский король Карл X окончательно склонился к мысли о войне с Яном Казимиром. Ситуация представлялась ему крайне благоприятной. Польша ослаблена: внутренние раздоры, потеря Украины, неудачи в войне с Москвою. Больше того, надо спешить, опередить Москву: ведь под владычеством царя оказалась почти вся восточная часть Великого княжества Литовского. А это прекрасный плацдарм для броска к вожделенным балтийским берегам.

В Варшаве уловили перемену в позиции Швеции. Но надеялись отвести угрозу бесконечными переговорами и мелкими уступками. Большие надежды возлагались и на предстоящие победы на востоке, которые должны были укрепить положение страны и образумить Стокгольм. Уже в конце 1654 года оба литовских гетмана, Радзивилл и Гонсевский, получив подкрепления, перешли в контрнаступление. Несколько позднее коронный гетман Потоцкий, соединившись с крымскими и ногайскими ордами, двинулся на Украину.

В декабре Радзивилл осадил Новый Быхов. Однако штурмовать город гетман не стал и лишь «тесноты чинил и дороги отнял». В начале февраля 1655 года Радзивилл подошел к Могилеву. В надежде взять город он полагался на помощь православной шляхты, успевшей присягнуть Алексею Михайловичу, а затем, через своих посланцев, объявившей гетману о своем намерении искупить прежние вины и вернуться в королевское подданство.

«Шатость» православной шляхты не была случайной. Москва немало давала, но немало и требовала, причем на свой тяжеловесный, самодержавный лад. «Золотые слова шляхте и городам на бумаге надавали, а на ноги шляхте и мещанам железные вольности наложили», — жаловались православные шляхтичи, и в этих стенаниях была большая доля правды. Привычные для них и для жителей городов права и вольности плохо укладывались в сознание московских воевод. Очень скоро шляхта завопила про «пущую неволю», в какую она угодила по «доверчивости» и «приверженности к вере». Впрочем, особой доверчивости, как мы помним, и не было. Был расчет — желание сохранить свои владения, и предосторожность — стремление вовремя примкнуть к победителю.

На третий день после начала осады Могилева полковник-шляхтич К. Полонский пропустил с Зарецкой стороны за большой земляной вал поляков. Застигнутый врасплох русский гарнизон с трудом отстоял «меньшой вал» и острог. Однако дальнейшие приступы были отбиты, и в начале мая, отчаявшись взять Могилев, Радзивилл подался назад за Березину. Эта неудача положила конец наступательным действиям литовских гетманов в Белоруссии. Инициатива вновь перешла в руки царских воевод.

Зимой ожесточенная борьба развернулась на Правобережной Украине. Когда в начале 1655 года Потоцкий в очередной раз осадил Умань, в осаду с Богуном сели не только казаки, но и горожане и селяне. Кроме того, в Умани оказалось шесть рот русских драгун под командой майора X. Графта и капитана В. Колупаева. Защитники залили водой склоны вала и, укрывшись за рукотворными ледяными кручами, поражали противника. Вскоре к ним на помощь из Белой Церкви выступили Хмельницкий и воевода В. П. Шереметев. Объединенное русско-украинское войско насчитывало более 30 тысяч человек.