«Народники» отнеслись к Движению серьезно: они писали программные документы, участвовали в «Русских маршах», выпускали видеоролики против нелегальных эмигрантов и в защиту этнических русских. На «Народ» Алексей возлагал большие надежды, рассчитывая, что Движение станет той полностью отвечающей его взглядам платформой, с помощью которой он начнет играть уже самостоятельную политическую роль. Однако оно, несмотря на все усилия, не состоялось. В начале 2007 года общество, как и семья Навального, не хотело даже слышать про национал-демократию; по большому счету, тогда оно не делало никакого различия между нею и шовинизмом или даже фашизмом. Последовавшая эволюция взглядов стала особенно заметна к следующему выборному циклу 2011-го, когда все российские политические силы принялись растаскивать национальную идею по своим предвыборным кампаниям. Впрочем, и сами националисты оказались не готовы к созданию широкой коалиции, на что рассчитывал Алексей.
Тем не менее главной цели участники «Народа» добились: они не собирались создавать политическую партию, их первой задачей было вывести проблему из того темного угла, куда ее определили современники. Сама дискуссия, которую им удалось начать на табуированную тему, показала, что убеждения и честная аргументация важнее формальной организации.
«…Я уверен, что партийный способ существования оппозиции себя изжил. Создавать партию ленинского типа, рязанское отделение, тульское отделение, – все это чудовищно дорого и неэффективно. Кроме того, весь смысл сегодняшнего существования партий в России в их традиционном виде только в том, чтобы зарегистрироваться в Минюсте, получить бумажку от Суркова, а потом участвовать в выборах на условиях: захотят – допустят, не захотят – не допустят. Это не является настоящей политикой и это не является настоящей оппозицией.
Настоящая политика – это говорить то, что ты действительно думаешь, заниматься общественной и политической деятельностью, не спрашивая ни у кого разрешения. Я реализую те проекты, которые направлены на некоторое общественное благо, и мне наплевать, что о них думают Сурков, Костин[20]
и Путин. Кто больший политик – Чирикова[21] или все эти экологи из „Яблока“, которые неизвестно где существуют? Да они никто!А Чирикова – политик, который сумел навязать свою повестку дня.
Я не склонен переоценивать количество своих сторонников, но они у меня есть, в отличие от некоторых людей, которые зарегистрировались в Минюсте и всем рассказывают, что они политики, потому что у них есть бумажка, их зовут на ТВ-Центр и в программу Соловьева. Меня по телевизору не показывают, и я действую так, словно никакого телевизора не существует. Политик – это человек, который совершает те действия, которые считает правильными, а не то, что ему написано и очерчено кем-то еще…»
Но тогда он все еще верил в «Яблоко» и надеялся, что сможет оживить его новой национал-демократической идеей. В партии же надеялись, что он образумится и вернется в ее идеологическое лоно. Ему не только грозили исключением за ересь, но и искушали: «Алексей, потерпи, – говорил Григорий Явлинский, – мы сделаем тебя мэром Москвы».
Однако чем дальше, тем яснее становилось, что партия должна сделать выбор: стать «Яблоком» имени Навального (или «фашиста Навального») или объявить его персоной нон грата. Коллеги по партии, правда, говорят, что Алексей не метил на место отца русской социал-демократии, он всего лишь хотел, чтобы тот ушел; они говорят, что, как и многие, он всего лишь хотел перемен, но, в отличие от многих, не стеснялся об этом говорить. Постепенно ему стало понятно, что меняться партия не будет, что Григорий Алексеевич не выпустит вожжи управления этой стремительно превращающейся в тыкву каретой, и Алексей перестал стеснять себя в выражениях: критика Явлинского все больше принимала форму насмешек, и казалось, что он сознательно приближает свое исключение.
Наверное, так оно и было. В конце концов, под самый занавес года, когда завершилась избирательная кампания, которую партия закончила с первым в своей истории по-настоящему маргинальным результатом, для Навального началась новая жизнь.