На самом деле, кампания против „Единой России“ – это кампания против Путина. Мы будем ходить и рассказывать про этих его фсбэшников, которые устроили детей в банки, мы будем говорить про новый феодализм, про „Гунвор“, про Ротенбергов, про Ковальчуков, про дачный кооператив „Озеро“. Какое-то число людей это услышит, какое-то число людей наконец-то осознает, что у нас бандитский режим, что у нас постоянно крадут и нас постоянно обворовывают. Когда наступит время провести над преступниками процесс, будет огромное число свидетелей. Неважно, когда это произойдет. Очень многие думали, что с ними этого никогда не случится, – и Мубарак, и Бен Али, и Пиночет. Рано или поздно случится.
У меня есть четкая стратегия, у меня есть принципы, на которых я стою. Нет никаких „окон возможностей“ и нет никаких дедлайнов. Ты должен делать то, что ты делаешь, то, что считаешь правильным, не оглядываясь ни на что. Поддерживают меня сегодня – спасибо. Перестанут поддерживать – я все равно буду это делать. Я буду осуществлять действия, которые болезненны для власти, оказывают на нее практическое давление. РосПил – это давление на конкретных чиновников, на конкретные департаменты. „’Единая Россия’ – партия жуликов и воров“ – это практическое давление на конкретную партию. И другие проекты точно такие же. Я уверен, что давить на власть очень эффективно. Грызть ее, откалывать от нее куски. Могут быть разные векторы. Кто-то пишет статьи. Другие говорят, что идут в Госдуму, чтобы принимать законы, давить, получить трибуну и так далее. Это имеет право на существование. Но эффективность этого по соотношению цена/качество очень низкая. Такой низкий КПД меня не устраивает, и я этим заниматься не буду. Возбудить дело против „Газпрома“ я считаю намного более эффективным и полезным. Писать какие-то программы и бегать с ними к Суркову – это требует слишком много энергии, а какой от этого будет результат, все уже много раз видели собственными глазами. Продвигать кампанию про партию жуликов и воров куда более эффективно. Если меня мочат и пишут заказные статьи, значит, я работаю эффективно. Когда против меня возбуждают уголовное дело – это наивысшая оценка моей эффективности.
В Йеле у нас в группе был один человек из Туниса, предприниматель и политик, уже за сорок лет. Мы много обсуждали политическую ситуацию у нас и у них: они были очень сходны, но у них не было свободного Интернета, они были зажаты и забиты, и он очень завидовал. Про свою страну он говорил: как ужасно, оппозиция может работать только из Франции, население поддерживает этого кошмарного Бен Али, полиция подконтрольна, армия подконтрольна, уровень жизни достаточно высокий и никто не ропщет. К нам на занятия приезжал какой-то их местный блогер, показывал акции, которые они проводили. Эти акции выглядели совершенно убого; наше 31-е число по сравнению с этим настоящая феерия. Три участника, семь журналистов – это были самые мощные их протестные акции. И, конечно, лейтмотивом было, что у России гораздо больше шансов на перемены, а в Тунисе никогда ничего не произойдет.
Это было в декабре. А в январе все рассыпалось, и этот блогер стал министром информации. Это произвело на меня огромное впечатление: они, представители оппозиции, были последними людьми, кто верил, что возможны какие-то перемены…»
Послесловие
Когда читаешь рассуждения Алексея Навального о российской коррупции, возникает стойкое ощущение, что погружаешься в пространство романов Виктора Пелевина – столь абсурдной и инфернальной предстает отечественная политическая реальность. Однако в отличие от героев «Generation П» и других книг знаменитого отшельника, запутавшихся в лабиринтах российского абсурда, Навальный пытается с абсурдом бороться и противопоставляет ему обезоруживающую логику здравого смысла – качества исключительно редкого в обществе, не первый год живущего по законам двойного стандарта.
Символично, что феномен Навального возник именно тогда, когда это самое «поколение „Пи"», однажды совершившее цивилизационный выбор в пользу «пепси», подошло к тому рубежу, за которым начинает маячить историческое безвестие, когда вверенный ему электорат, несмотря на уколы пропагандистского ботокса, начинает посматривать по сторонам, и не помогает даже политическая виагра. Именно Навальный сейчас является индикатором того, что происходит с современной российской политикой, носителем вируса неизбежности перемен.
А происходят с ней следующие вещи…