Алексей Поркин, гроза Империи

Открываю глаза. Впереди - сквозь бордовую тюль проглядывает небо. С трудом, это очень больно поднимаю тяжелую, как кулак Атласа, голову. Плоскогорье до верхушек скал покрыто толстым слоем медленно текущей жидкости, она еще бурлит, потом застывает и твердеет. Все вокруг превращается в камни, напоминающие кристаллики соли. Вонь, доверху заполнившая воздух исчезает, отнесенная злым горным ветром. Кто посмел пустить метеоризмы в его владениях? Все вон!

Возле засыпанного кристаллами танка, в месте, где лопнула Машенька, высится большая куча оружия. Это остатки всех, кто рискнул открыть страшные двери. Виднеются даже топоры из каменного века, непонятные изогнутые трубки - здесь когда-то шалили даже инопланетяне.

Я поднялся и потопал к «Липесту».

- Ни шагу дальше, мутировавший выплодок инопланетных цивилизаций! - между моих ног, в усыпанную кристаллами землю, ударился плазменный шар. Камни, впрочем, никак не отреагировали. Не зашипели, расплавляясь, не рассыпались и не сгорели. Вот это Машенька!

- Ирэн, ты, что, сдурела? - я бросился к танку.

Меня остановила длинная очередь из разрывных.

- А я спала с чудовищем, которое уважают неуничтожимые монстры! - еще одна очередь, сопровождаемая рыданиями.

Сердце у меня упало в пятки, неужели конец любви?

- Я никогда не пущу тебя в кабину! Слышишь, никогда! - «Липест» открыл свой люк и оттуда появилась улыбающаяся Ирэн. В руках она держала брандсбойд из контрастного душа, в меня ударила струя горячей воды. - Пока ты не отмоешь эту гадость!

Спустя полчаса, мой бронекостюм висел на орудийной башне, а мы, уютно устроившись в походной постели, пили чай.

- Я бы еще раз это сделала, котенок, - смеялась любимая, - чтобы увидеть то выражение твоего лица. Его не было совсем!

- Дура! - разозлился я, начиная сдирать с нее белье.

Любовь окончилась очень неожиданно. Я лежал под одеялом и смотрел в экран на движущиеся шапки гор.

- Милый, - позвала Ирэн и, когда я повернул голову, ударила по ней кислотником. Хвала Всевышнему, не активированным.

Мы смотрели на обломки меча. Я смотрел очень круглыми зенками, она - задумчиво. Голова даже не болела!

- Знаешь, сказала Ирэн, этот невинный эксперимент показал, что Машенька дала тебе оч-чень ценный подарок. Части тела, на которые попала жидкость и куда просочилась соль, теперь стали неуязвимыми, разве что ударить тебя огромным батончиком «Мурса», или «Снукирса»[53]. Но это еще не все, посмотри в зеркало! Вот это - плохо!

Я мельком зыркнул в пустой монитор. Вроде, ничего необычно.

- Ты на десять лет стал моложе! Ты выглядишь моложе меня! - почти, что крикнула любимая.

- Здесь-то плохого мало, - ответил я. - Накрасишься, сразу сравнимся. Получается, что мы теперь почти однолетки, мне теперь - двадцать шесть.

- Да, - согласилась Ирэн. - Почему я не была рядом с тобой? Ах да, я бы теперь была пятнадцатилетней дурехой… Эй, ты куда?

Я со спущенными штанами, спотыкаясь, выбежал наружу, набрал полные горсти камешков и начал натирать…

- Сомневаюсь, что это поможет. Они уже выдохлись. Котик, возвращайся, мне тебя и так в кровати хватает, даже с лишком!

Мы обнимались и тешились редкими минутами покоя.

- Может, надо было туда спуститься и взять те артефакты? - размышляла девушка.

Я твердо, даже не задумываясь, покачал головой. Кто знает, нас там могло ждать кое-что похуже добродетельной девочки-змеи.[54]

"Абсолютно все!"

Ф. Достоевский, в ответ на книгу «Что делать?»

- Мне теперь все можно, можно все на свете! - напевал наместник Империи.

Весь Галлор, со всеми своими системами скоро будет глотать пыли из-под его ног. Города падут в огне, ему на пробу будут приводить самых прекрасных женихов со всей планеты, а он вовсю будет пользоваться правом первой ночи. Сильные наложники будут массировать ему затекшие от командирских будней, усталые, плечи. Океаны денег, рудники с золотоносными жилами, торговля рабами, плантации шрэкота[55].

Он уже неделю ждал на транспорт из столицы и вот, на восьмой день, пылающая точка в ночном небе превратилась в крейсер. Корабль завис над пустыней, включив экраны невидимости, замерцал и исчез.

Но, Штрын увидел все, чего хотел. Это побудило его к запланированным действиям. Вокруг своего бархана он разложил двенадцать больших куч дерева и мусора, словом, всего, что можно было достать на разгромленном после боя поле и которые бы загорелось. Как древние друиды исполняли свои обряды, так Браубургманн начал священнодействие. Он полил каждую гору из украденной в одном лагере кочевников канистры. Едкий запах бензина вспенился и ушел в песок. С разогретым до накала плазменником, генералус пробежал все одиннадцать дистанций между кострами, полил еще в два направления и остановился в центре условного круга. С высоты птичьего полета стали видны большие часы, вместо цифр на которых мерцали огоньки, а часовые стрелки указывали на пять часов.

Крейсер сбросил визуальную защиту и начал бесшумно спускаться.