Алексей Щусев. Архитектор № 1

Как проходит „рабочий день“ Щусева? Щусев в среднем бывает в мастерской не более двух-трех часов в день. Первый час из этих трех он проводит у себя в кабинете, подписывает различные бумажки, приказы, т. е. выполняет функции администратора. Затем направляется в свою группу, где проводит час-полтора за просмотром работ, выполненных за день его „учениками“. Этим и исчерпывается его „творческая“ работа. Когда же он успел выполнить то бесконечное число работ, на которых поставлено его имя? Ведь известно, что и дома, как и в мастерской, Щусев не работает с карандашом в руке, во всяком случае, он из дому никогда не приносит каких-либо графически выраженных решений той или иной художественной задачи, каких-либо набросков, фрагментов, планов.

Щусев „многообразен“ в своих работах, потому что сами эти работы сделаны руками различных людей, художниками различного творческого темперамента, различной художественной ориентации. Было бы чрезвычайно поучительным делом собрать в одном месте все работы, авторство которых приписывалось Щусеву. Собранные в одном месте, эти бесчисленные и противоречивые проекты, разные по своему содержанию, стилю, методам художественного выражения, сами по себе явились бы суровым приговором Щусеву.

Щусев, к сожалению, не единичное явление. Мы знаем и другие случаи, когда мастера и опытные архитекторы, руководя той или иной проектной организацией, той или иной архитектурно-проектной мастерской и бригадой, думают больше о своих личных нолях, чем о воспитании молодых архитектурных кадров»[221].

Последний абзац этого выступления раскрывает саму суть существовавшей в то время порочной системы организации работ архитектурных мастерских. И своим выпадом против Щусева архитектор Биркенберг выразил общее мнение многих молодых (и не очень) зодчих, работавших в подчинении у крупных мастеров. Молодых не устраивало положение подмастерьев, но и метры не спешили уступать насиженные десятилетиями места — уж слишком трудно они им доставались. Что же касается Виктора Биркенберга, то вскоре он на себе испытал последствия обвинений в «антигосударственной деятельности». Судьба его сложилась трагически — через полгода он был арестован как немецкий шпион и расстрелян (под Москвой, в Коммунарке). Посеявший ветер, пожнет бурю.

Но насколько Биркенберг был прав? В чем-то его обиды можно понять. Вот что рассказывает Евгений Лансере: «Щ[усев] говорил: „Чего ругают, травят нас, хороших мастеров, способных, — хорошего мало, их нужно беречь“. И это верно. Конечно, и сам Щ[усев], очевидно, чувствует, что и балясинки на балконах [гостиницы], и галереи наверху (и вазы на ней) слабы, сделаны, конечно, помощниками, но он знает, что все-таки это детали, а главное и трудное — общее, общий облик и стиль, и тут он чувствует свою силу, а ее профаны не замечают, а коллеги замалчивают…»[222]. Это весьма интересное свидетельство — получается, что если проект и заслуживает критики, то только в той части, которую выполнили помощники Щусева, у которого столько работы, что он не имеет времени обращать внимание на «балясинки на балконах». Зато он, как руководитель авторского коллектива, видит «общий облик». А отвечать ему приходится за все, в том числе и за «слабых» помощников. Но его как «хорошего мастера» надо беречь…

Всеобщим голосованием архитекторов мастерской № 2 «двурушника» Щусева единогласно осудили, при одном воздержавшемся. Этим порядочным человеком явился Евгений Лансере-младший, сын академика Лансере-старшего. Сам же Евгений Евгеньевич отметил 30 августа 1937 года: «Мы все и я сильнейшим образом были возмущены грязным выступлением Стапрана и Савельева против Щусева. Хороша газетка!»

«Сразу после собрания проекты Алексея Викторовича раздали его помощникам, и они приказным порядком стали „авторами“, а Алексей Викторович авторства был лишен. Некоторые архитекторы приняли это всерьез, но не все. Антонина Герасимовна Заболотская, давний помощник Алексея Викторовича по Казанскому вокзалу, была также назначена автором этого объекта. От назначения она не отказалась, но, так как в это время больших работ по вокзалу не велось, для тех, что все же должны были производиться, она подобрала исполнителей, которые согласились тайно консультироваться с самим Алексеем Викторовичем. Меня она попросила сделать чертежи ворот для пологой арки вокзала в конце площади. Я была ей очень благодарна за это предложение. Задание выполнялось дома, ночами. Несколько раз с чертежами мне пришлось побывать у Алексея Викторовича. Работа пошла как-то очень легко, и еще до возвращения Д. Н. Чечулина из отпуска я успела отдать А. Г. Заболотской все чертежи»[223], — вспоминает Ирина Синева.

Естественно, что из Союза советских архитекторов Щусева исключили немедленно, ибо «материалы, опубликованные в „Правде“ о деятельности Щусева, разоблачают не только архитектора Щусева, но одновременно являются серьезным и грозным предупреждением для всех, кто еще, подобно Щусеву, продолжают работать методами старого архитектора-подрядчика…»[224]