Со своей стороны, я должен заявить, что в последних числах мая месяца (28 или 29-го) я лично был у г. Бострома и беседовал с гр. Толстой несколько часов сряду… Я застал графиню в зале читающей газеты в совершенно спокойном состоянии… Все время графиня была в хорошем расположении духа; сказать что-либо о причиняемых ей стеснении и душевной ее болезни – я положительно считаю себя не вправе, по убеждению моему, никаких данных к тому не имеется».
Снова ничего не вышло. Но главное событие было еще впереди, событие, которое уже могло завершиться судом и каторгой.
Покушение на убийство или случайный выстрел?
20 августа 1882 года граф Николай Толстой отправился в деловую поездку в Петербург. Сел в Самаре в вагон первого класса, разложил газеты, журналы на столике, рассчитывая полистать дорогой.
Вскоре где-то впереди состава запыхтел паровоз, дал свисток, и легкий толчок возвестил о том, что состав тронулся.
Проплыли здание вокзала и привокзальные постройки. Поезд еще не успел вырваться из городских окраин, когда в дверь осторожно постучали.
– Да, да, войдите, – громко сказал граф, полагая, что это проводник с предложением чая и прочих дорожных услуг.
Вошел слуга графа Сухоруков.
– Слушаю, что у тебя? – спросил граф.
Слуга был в замешательстве, не знал, с чего начать… Наконец все же решился:
– Ваше сияство, ваше сияство… Там, в вагоне второго класса, жена ваша едет, графиня Александра Леонтьевна…
– Что? Графиня едет…
– Да не одна, не одна, она с этим… – он попытался подобрать слово и решил все-таки назвать фамилию, – с этим Бостромом.
– Вагон?
Слуга назвал, и граф подскочил с места, положил в карман фрака пистолет и поспешил в указанный вагон.
Гнев, возмущение… Он чувствовал, что выглядит посмешищем, что всем пассажирам уже известно то, о чем рассказал слуга. В одном с ним поезде едет его жена, графиня, которая ждет от него ребенка, но едет не с ним, а с любовником, к которому сбежала в таком положении.
А в поезде-то, в поезде почитай одни жители Самары. И многие ведь хорошо знают графа, прославившегося и кутежами, и семейными неурядицами.
Он рванул дверь купе и на мгновение замер на пороге. Александра Леонтьевна сидела у окна, ни о чем не подозревая.
Граф сел рядом и поначалу довольно спокойно и сдержанно попросил жену:
– Прошу вас перейти в мое купе. В поезде многие знают и меня, и вас. Не позорьтесь и не компрометируйте меня, да и себя тоже. Завтра же по всей Самаре начнутся пересуды.
– Оставьте меня в покое, мне безразлично, что говорят обо мне, – единственно, что успела ответить Александра Леонтьевна, потому что в следующую минуту в купе вошел Бостром.
Что произошло далее, известно из материалов следствия. Граф Николай Толстой рассказал следователю:
«Заметив по глазам жены, что в вагон вошел Бостром, я встал и круто повернулся к нему, чтобы выгнать его и сказать, что это уже верх наглости с его стороны: входить, когда я тут, но Бостром с криком: “Выбросим его в окно” бросился на меня…
Защищаясь, я дал Бострому две пощечины и вынул из кармана револьвер, который всегда носил с собою, с целью напугать Бострома, заставить его уйти, а никак не стрелять в него, не убить его, так как если бы я хотел убить Бострома, то, конечно, имел полную возможность выбрать для этого и время, и место, более удобные. Как и отчего произошел выстрел, я не помню, а равно и кто выстрелил из револьвера – я ли нечаянно, или Бостром; но последний еще в начале борьбы, когда он начал отнимать у меня револьвер, всячески старался направить дуло револьвера мне в грудь… Придя затем в себя, я заметил, что у меня контужена рука и прострелено верхнее платье…»
Пуля же ранила Бострома, и началось судебное дело о покушении на убийство.
Граф Николай Александрович Толстой оказался на суде в нелегком положении. Нужно учесть время, в которое происходили события. Бостром заявил, что граф во время конфликта упирал за свою знатность, на свой титул. Он, в данном случае, кривя душой, говорил:
«Графский титул Толстого дал ему полную возможность издеваться над ними в поезде. И железнодорожные служащие, и жандармы вместо ареста помогали графу проделывать всевозможные вещи с потерпевшим и графиней. Так, он несколько раз врывался к нам в купе и дерзко требовал, чтобы графиня оставила Бострома и уехала с ним; в последний раз его сопровождал даже начальник станции. Такое беспомощное положение вынудило свидетеля дать телеграмму прокурору о заарестовывании графа, так как другого средства избавиться от преследования графа не было».
Говорили даже, будто граф прицелился в Бострома, но Александра Леонтьевна закрыла любовника собой, несмотря на то, что была в положении.
А ведь, по сути, свидетелями-то были только сами участники конфликта, причем двое из них – Бостром и Александра Леонтьевна – обвиняли, а граф Николай Толстой защищался. И суду было сложно сыграть на его стороне в силу уже названных выше обстоятельств. Российскую империю сотрясали предреволюционные вихри.