Алексей Ваямретыл – лежащий на быстрой воде. Путь преданного своему хозяину камчатского самурая

Отец быстренько у раненного пулей в голову оленя на шее надрезал его подкожную вену и еще покуда сердце у того слегка билось в последних его предсмертных конвульсиях, налил в алюминиевые легкие кружки сыну и себе теплой его густой красной крови, чтобы здесь на месте удачной охоты утолить их охотничий азарт и естественно, чтобы сразу же задобрить своих многочисленных охотничьих здешних камчатских их нымыланских богов, пролив немного его парящей крови на здешний белый снег, как бы задабривая всех тех их всесильных богов, которые помогли ему так быстро и буквально с одного выстрела еще и подбить этого мясистого хора. Отец был так же сильно доволен. Теперь у них на пару недель, а то и на месяц есть свежее мясо и его семья не будет весь ноябрь голодать, а то бабка Прасковья две недели не поднималась с постеленных в пологе оленьих и медвежьих шкур и, всё говорила ему – сыну своему и единственному, что давно собралась к верхним людям, вот только бы ей кусочек печени оленя съесть, да косточками его жирными еще разок в миру этом помозговать и, тогда она готова к тем всем их нымыланским здешним верхним людям, которые, как она, полагала давно её там наверху трепетно ждали, так как уже восемьдесят второй-то годок ей был, и её такая здешняя длинная жизненная тропа давно по здешним меркам подошла к тому невероятно высокому обрыву, с которого все мы когда-то вот так враз и свалимся, или легко и скатимся, погрузившись в пучину вовсе другого временного уже не земного нашего бесконечного движения, которого мы земные люди никогда и не видели, и понятно, что не ведаем ничего путного о нём.

И, даже ведь мы не понимаем, почему одни из нас возносятся куда-то ввысь на небеса и сразу попадают в сказочный, воспетый многими поэтами в рай, а вот другие такие же, как и мы люди земные и, падают они глубоко в никому неведомую преисподнюю и в некую пучину, именно в ту неведомую нам глубокую и абсолютно темную подземную бездну, которая адом в человечеством обществе зовется и представляется нам именно таковой глубокой и даже огненной и понятно черной. Никто из здешних нымылан не знал и не ведал этого, но искренне с самого детства, когда себя осознал существом мыслящим, верил и словам бодреньких еще стариков, и немощных часто понемногу шаманивших старух, и он верил из уст в уста, передающимся по здешней тундре сказаниям и народным, неведомо кем и когда сочиненным былинам, которые родившись веками ранее и раз жили в человеческом сознании, на каком бы языке, и на каком бы диалекте сам здешний человек не говорил. Его представления о добре и о зле, его представления о потусторонней и о той особой сказочной загробной жизни, где неведомо и кто поделит наши пути-тропинки, одного направит он в настоящий рай, а других направит он в пучину черную – адом зовущуюся…

И мне понятно, что никто из нас людей земных и никогда этих разновеликих категорий не познает и, естественно при жизни земной не ощутит, что сама надежда, что сама наша вера позволяет легче и проще самим нам относиться к тем земным трудностям, которые поджидают нас везде: и на охоте, и на той же рыбалке, и просто в быту, и в нашем повседневном общении с соплеменниками, которые зачастую не понимают тебя, не знают о твоих сокровенных мыслях и о тех твоих для многих скрытых желаниях, которые не каждый может реализовать при жизни своей. Один из-за её жизни нашей невероятного быстро течения, а другой из-за своей природной лености и полного безразличия или даже из-за не умения взять от неё все те сегодняшние красоты, которыми она так богата и, которыми всегда готова с тобой поделиться. Но зачастую вот эта племенная глухота, эта племенная наша обособленность не всегда и не везде позволяют нам в полной мере раскрыться и реализовать весь тот свой потенциал, который сам Господь Бог, сам Иисус Христов в нас по рождению нашему, вкладывает и в меня, и в самое тебя.

Глава 2 Девять знаменитых японских самурая биографические данные, которых были всегда в папке Алексея Ваямретыла: МИНАМОТО ЁСИЦУНЭ

(1159-1189 годы).

«Достижения Ёсицунэ велики. С этим не приходится спорить».

Так начинаются дневники Кудзё Канезане, которые он вел с 1185 года, сподвижника брата Ёсицунэ по имени Ёритомо и, как не странно, его непримиримого врага.

«Своим великодушием, благородством и справедливостью он должен обрести великое имя в грядущем. Только там он сможет удостоиться восхощения и стать признанным в веках», – писал Канезане.

Совершённое Ёсицунэ ритуальное самоубийство гарантировало ему почетное место, в то время, как уверения Ёритомо в верности памяти своего брата навсегда остались позорным пятном.

Отец Минамото Ёсицунэ, Минамото Ёсимото, попытался в 1159 году бросить вызов клану Тайра, но проиграл. Годом позже его убили. Тайра Киджомори пощадил его жену и детей: Ёсимото был сослан в провинцию Идзу, а его сын Ёсицунэ – в храм к северу Киото.