Алексиада

Итак, король отправился домой. Роберт же, прибыв в его лагерь, не пожелал сам продолжать преследование, а выделил большую часть своего войска и послал его в погоню за германцем. Сам же он, забрав всю добычу, вместе с папой направился в Рим. Он утвердил папу на его престоле и сам получил от него благословение[502]. Затем Роберт вернулся в Салерно, чтобы отдохнуть от тяжких воинских трудов[503].

4. Вскоре к нему явился Боэмунд, на лице которого было написано поражение[504]. Как его постиг этот удар судьбы, я сейчас расскажу. Помня наставления отца, да и вообще будучи человеком воинственным и храбрым, Боэмунд вступил в упорную борьбу с императором. Со своим войском, а также с отборными ромейскими воинами и правителями захваченных Робертом областей и городов (отчаявшись в успехе самодержца, они безоговорочно перешли на сторону Боэмунда), он через Ваинитию[505] прибывает в Янину. Прежде всего он велел вырыть ров среди находящихся за городом виноградников, расположил все войско в удобных местах, а свою палатку разбил внутри города. Он осмотрел стены и, увидев, что акрополь крепости находится в плохом состоянии, не только поспешил, насколько было возможно, исправить его, но построил также еще один хорошо укрепленный акрополь в другой части стены, где ему показалось удобным[506]. Вместе с тем Боэмунд подверг грабежу соседние земли и города.

Узнав об этом, самодержец, немедля собрал все свое войско, в мае месяце[507] поспешно выступил из Константинополя и подошел к Янине. Когда же настал час битвы, Алексей увидел, что его войско не составляет и ничтожной части сил Боэмунда. Зная из опыта войны с Робертом, как трудно выдержать первый натиск кельтской конницы, он счел необходимым послать сначала небольшое число отборных пельтастов[508], чтобы завязать перестрелку с врагом. Он хотел таким путем получить представление о военном искусстве Боэмунда и, вступая в мелкие стычки, выяснить общую ситуацию, чтобы затем уже с уверенностью выступить против кельтов.

Оба войска горели желанием начать бой. Император же, опасаясь первого неотразимого натиска латинян, изобретает нечто новое. Он приказывает изготовить колесницы легче и {162} меньше обычных, прикрепить к каждой из них по четыре шеста и приставить к колесницам тяжеловооруженных пеших воинов. По его замыслу, в тот момент, когда латиняне во весь опор бросятся на ромейскую фалангу, эти воины будут толкать вперед колесницы и таким образом прорвут плотно сомкнутый строй латинян.

Когда настал час битвы и солнце во всем своем сиянии уже поднялось над горизонтом, самодержец установил в боевой порядок фаланги и сам принял командование центром. Но в ходе сражения оказалось, что ухищрения самодержца не застали врасплох Боэмунда: как будто предварительно зная о замысле Алексея, он приспосабливается к обстоятельствам, делит на две части войско, обходит колесницы и нападает с обоих флангов на ромейский строй. Ряды смешались в этом бою с рядами, и мужи лицом к лицу бились с мужами. Много воинов пало в битве с каждой стороны, но победу тем не менее одержал Боэмунд. Как нерушимая башня, стоял самодержец под градом летевших в него отовсюду стрел; он то набрасывался на наступающих и ввязывался в схватки, разя кельтов насмерть, нанося и получая удары, то непрерывными криками возвращал воинов, обратившихся в бегство. Но, увидев, что его строй прорван во многих местах, Алексей решил позаботиться и о себе. Может быть, кто-нибудь подумает, что император спасал себя из трусости? Нет, он избежал опасности, чтобы вновь собраться с силами и еще доблестней бороться с кельтами.

Уходя от врагов с немногими воинами, Алексей дорогой встретил кельтов и опять проявил себя неустрашимым полководцем. Ободрив своих спутников, он с силой набросился на врага, готовый или умереть на месте или одержать победу[509]. Нанеся удар, он убил одного из кельтов, а его спутники, истинные щитоносцы Арея, ранили многих других и обратили врагов в бегство. Избежав, таким образом, неисчислимых и серьезнейших опасностей, Алексей через Струги благополучно прибывает в Охрид. Остановившись там, он собрал немало беглецов, оставил их в Охриде вместе с великим доместиком, а сам направился к Вардару. Сделал он это не ради отдыха – ведь Алексей вовсе не позволял себе предаваться царственной беспечности и досугу[510].