Алексиада

Еще ожидает специального исследования вопрос об искусстве писательницы в характеристике образов исторических персонажей. [86] Стремление к воссозданию образов всегда было в лучших традициях античной историографии. Но в византийской исторической литературе выработался и утвердился определенный стиль изображения персонажей. Этот стиль представлял собой смешение канонизированных античных приемов с христианскими трафаретами. Византийских императоров, полководцев писатели рисовали мужественными и мудрыми защитниками христианской веры, а их врагов – носителями мирового зла. [87]

Начиная с первой половины X в. авторы исторических сочинений все больше пытаются изобразить реального человека, нарисовать его внешность, характер, особенности. «Между временем, когда Феофан закончил в начале IX в. свое сочинение, и временем, когда Пселл приступил к своему труду в XI в., – пишет Р. Дженкинс, [88] – в историографии произошел своего рода революционный сдвиг в сторону гуманизма» (под гуманизмом Р. Дженкинс подразумевает пробуждение интереса к человеку. – Я. Л.). Замечательным мастером живой характеристики героев был Михаил Пселл, которым восхищалась Анна.

Вчитываясь в многочисленные описания героев «Алексиады», нетрудно заметить, что и Анна пользуется для обрисовки своих персонажей определенными канонами, которые частично заимствованы писательницей по традиции, частично отражают ее представления о том или ином идеальном типе людей. Так, непременными качествами императоров, полководцев, придворных, государственных мужей, по мнению историка, являются сила, мужество, ум, умение ориентироваться в обстановке, принимать нужное решение и предвидеть будущее, образованность как в христианских, так и в светских науках (под последним понимается главным образом осведомленность в эллинской культуре), дар слова. Для женщин (у Анны это матери, жены, дочери императоров) место чисто мужских добродетелей занимают скромность, милосердие, занятие благотворительностью. Врагам империи свойственны коварство, распущенность, болтливость и т. п. Определенные «нормы» есть у Анны даже для внешности своих героев. Идеальный воин, как правило, обладает высоким, иногда громадным ростом, широким размахом плеч, сверкающими глазами. Когда Анна рисует прекрасный облик того или иного героя, она нередко подчеркивает гармоничность и пропорциональность сложения, соразмерность частей тела. [89] Это последнее имеет особенно важное значение в портретах героев Анны и, думается, связано с восприятием писательницей этических и эстетических представлений античности. Анна неоднократно ссылается на «канон» Поликлета, она безусловно глубоко усвоила суть учения Аристотеля об «умеренности» и «надлежащей середине» и претворяет это учение в своих эстетических и этических оценках.

Естественно, что реальные люди, описанные Анной, далеко не всегда удовлетворяют канонам, и писательница старательно отмечает это несоответствие (например, невысокий рост Алексея или Бакуриани). У Анны нет недостатка в стилизованных характеристиках и портретах, и тем не менее в образах, созданных ею, читатель найдет немало живых и индивидуальных черт. Нельзя, например, спутать в «Алексиаде» умную, властную и решительную Анну Далассину с любящей, мягкой Ириной (во всяком случае такова она в изображении Анны). Как столкновение характеров рисует писательница сцену встречи благоразумного и дальновидного Алексея с вспыльчивым и нетерпеливым Исааком, который пришел к брату, чтобы реабилитировать в его глазах своего сына (VIII, 8, стр. 242).

Анне свойственно стремление подчеркнуть некоторую противоречивость в облике и характере своего героя. Рассказывая о невежественном с ее точки зрения и грубом Итале, который во время спора пользовался не только словами, но и руками, писательница неожиданно заканчивает свое описание так: «Только одна черта Итала была чуждой философам: ударив противника, он переставал гневаться, обливался слезами и проявлял явные признаки раскаяния» (V, 8, стр. 173). Повествуя о мужественном, сильном и прекрасном Роберте Гвискаре, Анна замечает, что при таких качествах он был необыкновенно жаден (VI, 7, стр. 187). Лев Халкидонский, чью преданность православию Анна не подвергает сомнению, был, по словам писательницы, совершенно неискушен в словесности (V, 2, стр. 159) и т. д.

Определенный диалектизм характерен и для портретов, которые рисует Анна. Вот два примера.

Глаза Алексея «глядели грозно и вместе с тем кротко. Блеск его глаз, сияние лица... одновременно пугали и ободряли людей» (III. 3, стр. 121). «Голубые глаза Ирины смотрели с приятностью и вместе с тем грозно, приятностью и красотой они привлекали взоры смотрящих, а таившаяся в них угроза заставляла закрывать глаза...» (III, 3, стр. 121).

Приведенная характеристика Ирины невольно оживляет в памяти портрет дантевской Беатриче из «Новой жизни» (ср., например, знаменитый XI сонет).