Алексиада

Остальное войско Алексей расположил в удобных местах и предпочел пока не выступать против султана, ибо предполагал, что спасшиеся варвары сообщили всем азиатским туркам о натиске, который им пришлось выдержать, и рассказали, что повсюду, встречая ромеев, они нападали на них, но, несмотря на упорство в бою, терпели поражение, что часть из них была взята в плен, часть убита и лишь немногим израненным воинам удалось уйти; Алексей опасался, что варвары, узнав о его наступлении, отступят от Икония и все его старания пропадут даром. Поэтому он повернул коня и через Вифинию прибыл в Никомидию. Алексей надеялся, что варвары устанут ожидать его наступления, вернутся туда, где жили раньше, осмелев, отправятся в обычные свои набеги, а султан примется за прежние дела; и вот тогда-то, когда воины немного отдохнут, а кони и вьючные животные станут упитанными, император начнет еще более серьезную войну с турками и вступит с ними в жестокий бой. По этой причине, как говорилось, и отправился Алексей в Никомидию.

По прибытии на место он распределил всех следовавших за ним воинов по селениям, расположенным рядом с Никомидией, чтобы у коней и вьючных животных было много пищи (земля Вифинии богата пастбищами), а сами воины имели возможность через находившуюся вблизи бухту привозить в достаточном количестве все необходимое из Византия и его окрестностей. Он приказал им со всем усердием печься о конях и вьючных животных, не выезжать ни на охоту, ни на прогулки, чтобы к нужному времени кони были упитаны, способны легко носить всадников и пригодны для кавалерийских атак на врага.

3. Сделав такие распоряжения, Алексей как наблюдатель расположился вдали, а по всем дорогам поставил стражей. Намереваясь пробыть там значительное время, он по уже неоднократно упомянутым причинам посылает за Августой, чтобы она находилась с ним до тех пор, пока он, узнав о приходе варваров, не решит уйти из Никомидии. Императрица быстро прибывает в Никомидию.

Она видела, как некоторые злопыхатели насмехаются над бездействием Алексея, повсюду клевещут и шепчутся, что император, так хорошо снарядившись против варваров и собрав такие большие силы, не совершил ничего значительного и ушел в Никомидию; так как они бесстыдно высказывали подобные вещи не только по углам, но и на улицах, перекрестках и скрещениях дорог, императрица была этим очень огорчена и раздосадована. Однако самодержец, предвидя успех своего предприятия против врага – ведь он был искушен в делах, такого рода, – ни во что не ставил подобные разговоры и упреки, относился к ним с презрением, как к детским забавам, и смеялся над ребячливостью своих противников. Он ободрял Августу мужественными речами, клятвенно заверял ее, что то, над чем они смеются, станет причиной еще более славной его победы.

Я полагаю, что мужество в том и заключается, чтобы с умом добиваться победы, ведь отвага и энергичность без разума – качества отрицательные: это дерзость, а не храбрость. Мы проявляем храбрость в посильной борьбе и дерзость – в непосильной. Так что, когда опасность нависает над нами (мы избегаем) [1596] открытого сражения и в этом случае ведем войну другого рода и стараемся одолеть врага без помощи оружия. Первой доблестью полководца является умение добиться победы, не подвергая себя опасности. «Так и возница искусством одним побеждает возницу», [1597] – говорит Гомер. Победу, связанную с опасностью, имеет в виду и поговорка «кадмова победа». Мне кажется вполне разумным также и во время самой битвы применять военные хитрости и каверзы, если только войско по своей силе уступает вражескому. Каждый желающий может почерпнуть из истории, что победы бывают не одинаковы и не единообразны, а издавна и поныне достигаются различными способами, так что победа одна, средства же, которыми ее завоевывают полководцы, различны и многообразны по своей природе. Одни из некогда прославленных полководцев, по-видимому, побеждали противников при помощи силы, другие для достижения победы нередко прибегали к иным средствам. Что же касается моего отца-императора, то иногда он побеждал противников силой, иногда умом, а случалось, что в ходе самой битвы выдумывал какой-нибудь хитрый план, отважно осуществлял его и добивался победы. То прибегая к военной хитрости, то действуя силой, он нередко совершенно неожиданно воздвигал трофеи. Ведь это был человек, менее чем кто-либо другой боявшийся опасностей, и опасности постоянно подстерегали его, но в одних случаях он встречал: их с открытой головой и вступал в бой с варварами, в других притворялся, что уступает врагу, и делал вид, что боится, если, конечно, в этом была необходимость и этого требовали обстоятельства. Коротко говоря, он побеждал, отступая, и брал верх, преследуя; падая и низвергая, он подобно триболе всегда принимал прямое положение. [1598]