Алексиада

Самодержец же, прибыв, как было уже сказано, в столицу, тотчас приступил к делу (ведь он был очень деятелен и вовсе не склонен к праздности) и попросил у султана войско и военачальников, обладающих большим опытом. Султан послал ему семь тысяч воинов [622] во главе с многоопытными военачальниками, среди которых находился и сам Камир, [623] превосходивший остальных возрастом и опытностью. Пока император занимался всеми этими приготовлениями, Боэмунд выделил часть своего войска (это были все кельты-катафракты) и, отправив их в набег, овладел Пелагонией, [624] Трикалами и Касторией. Боэмунд со всем своим войском прибыл в Трикалы и выслал отряд храбрых воинов, который с ходу овладел Цивиском. [625] Затем в день великомученика Георгия [626] он со всеми своими силами подошел к Лариссе, окружил стены и осадил город. [627] Защитник этого города, сын слуги отца самодержца Лев Кефала, [628] в течение целых шести месяцев мужественно сопротивлялся осадным машинам Боэмунда. Тогда же он письменно сообщил самодержцу о нападении варвара. Однако император не сразу, хотя и страстно желал этого, выступил против Боэмунда. Он отложил выступление, ибо собирал отовсюду наемное войско. Наконец, хорошо вооружив всех своих воинов, он вышел из Константинополя.

Приблизившись к Лариссе, император перешел через гору Кельи, а затем, оставив справа от себя большую государственную дорогу [629] и гору, которую местные жители называют Киссав, спустился к Эзеве (это валашское [630] местечко вблизи Андронии). Оттуда он прибыл в другое село, обычно называемое Плавицей, которое расположено вблизи реки... [631] Там он разбил свой лагерь и выкопал большой ров. Оттуда император направился к садам Дельфина, [632] а потом в Трикалы. [633] В это время к нему явился посол, доставивший письмо от упомянутого Льва Кефалы. Кефала весьма дерзко писал императору: «Ты знаешь, что я, приложив все свое усердие, доныне сохранил в своих руках крепость. У нас уже нет пищи, дозволенной христианам, и мы едим запретное. Но и запретной пищи больше не осталось. И вот, если ты поторопишься помочь нам и обратишь в бегство осаждающих, слава богу! Если же нет, я выполнил свой долг, и мы подчинимся необходимости (а что можно сделать вопреки природе и ее власти?), сдадим крепость врагам, которые теснят и буквально душат нас. Если же произойдет это несчастье (пусть меня проклянут, но я дерзко выскажу это перед лицом твоей царственности), если ты не поспешишь как можно быстрее избавить от опасности нас, изнемогающих под бременем войны и голода, если ты, наш император, будучи в состоянии помочь, не окажешь помощи, то не уйти тебе от обвинения в предательстве».

Самодержец же решил осилить врага иным способом. Его одолевали мысли и заботы. Моля бога послать ему помощь, Алексей провел целый день, раздумывая, каким образом он должен устроить засады. Он призвал к себе одного старика – жителя Лариссы и стал расспрашивать его о расположении местности. Напрягая взор и указывая пальцем, он подробно выспрашивал, где местность прорезывают овраги и нет ли там к тому же густых зарослей. Об этом расспрашивал он старика из Лариссы, намереваясь устроить засаду и хитростью одолеть латинян. Он отказался от мысли вступить в открытый бой, ибо во многих битвах потерпел поражение и на опыте знал, что такое сражаться с франками.

После захода солнца, утомленный тяжкими дневными трудами, император заснул и ему приснился сон. Алексею привиделось, что он стоит в святом храме великомученика Димитрия [634] и слышит голос: «Не печалься, не стенай, завтра ты победишь». Казалось, что голос доносится до него от одной из висящих в храме икон, на которой был изображен великомученик Димитрий. Он пробудился, радуясь услышанному во сне гласу, сотворил молитву мученику и обещал в случае победы над врагом сразу же отправиться в Фессалонику и за много стадий до города, оставив коня, пешком медленно пойти на поклонение святому.

Призвав к себе стратигов, начальников и всех своих родственников, Алексей открыл совет и стал спрашивать мнение каждого. Затем он изложил им свой план, заключавшийся в том, чтобы передать все отряды родственникам. Главнокомандующими же он назначил Никифора Мелиссина [635] и Василия Куртикия, которого называли также Иоаннаки [636] (это знатный муж, родом из Адрианополя, знаменитый своим мужеством и военным искусством). Алексей передал им не только отряды, но и все императорские знамена. [637] Он приказал построить войска таким строем, какой применял в предыдущих битвах, и велел сначала обстрелять передовые ряды латинян, а затем всему войску с боевым криком броситься на врага. Уже сойдясь щитом к щиту с врагом и вступив в рукопашный бой, они должны были обратить тыл и сделать вид, что стремительно отступают к Ликостомию. [638] В то время как император отдавал эти приказания, неожиданно по всему войску раздалось ржание коней. Изумление охватило всех присутствующих, но император и вообще люди проницательные расценили это как доброе предзнаменование.