Ален Делон без маски

«В течение 18 месяцев я испытал на себе последствия клеветы, ревности, наскоки всяких убожеств, все что угодно. Я пережил все эти испытания, не прося ничьей помощи, не жалуясь, ибо понимал, что мне не на кого рассчитывать. Я горжусь правосудием своей страны. Единственное мое оружие заключалось в том, чтобы быть в ладу со своей совестью и ощущать поддержку общественности (…). Но постепенно бессилие следователей что-либо доказать превратилось в ненависть (и это еще не самое сильное слово). Меня следовало, так или иначе, наказать, бросил мне в лицо один из них, и, как сказал другой, для этого „настанет день“. Когда-то подобная угроза вызвала бы у меня улыбку. Сегодня я отношусь к ней весьма серьезно. Один высокопоставленный чиновник, чье имя я не стану разглашать, сообщил мне, что в связи с моим отъездом за границу против меня зреет заговор. Меня хотят там с помощью местной полиции арестовать за хранение наркотиков, которые, естественно, будут мне подкинуты в багаж и обнаружены в моем присутствии (…). Существуют три вещи, которые мне особенно дороги: жизнь сына, моя профессия и уважение зрителя. Публикуя это письмо, я хочу, чтобы народ знал: я рассчитываю на вашу защиту».

Разумеется, ничего с ним в этой поездке не случилось, и вмешательства президента не потребовалось, но его письмо привлекло к нему всеобщее внимание.

А тут в руках следователей оказался еще один югослав из окружения Делона и друг Марковича – Урош Милешевич, который начал давать весьма противоречивые показания, которые еще более запутали следствие. Газеты сообщали об очной ставке между ним и Маркантони, с одной стороны, и Александром Марковичем – с другой. С подозрительным опозданием следователи, наконец, догадаются отправить Уроша Милешевича для медицинского освидетельствования к психиатрам, и те быстренько признают его невменяемым. После чего Уроша Милешевича отпустят на все четыре стороны. А в августе аж 1976 года в газетах определенного толка промелькнет сообщение о его убийстве в одном из брюссельских отелей. Даже психически ненормальный Урош Милешевич для кого-то представлял опасность. Среди них вполне мог быть все тот же Маркантони, на причастность которого к смерти Марковича тот когда-то намекал. Однако Маркантони тогда находился в надежном месте – за тюремной решеткой и предпочитал помалкивать.

Таким образом, дело это обрастало все новыми и часто мало доказуемыми фактами и версиями, с привлечением все новых свидетелей. И всякий раз, когда появлялись новые имена из югославской диаспоры, как чертик из табакерки, возникало имя Алена Делона. Его не прекращают вызывать к следователю прокуратуры Версаля Ферре, в юрисдикции которого находится округ Эленкур. Следствие явно затягивалось, и многим все яснее становилось, что оно топчется на месте в тщетных попытках найти истинного виновника и закрыть дело. Как подчеркивает Эйманн в своей книге, дело Марковича потребовало 32 командировок судейских чинов во Франции, 52 ходатайств к Интерполу о проведении расследований по разным версиям, вызова 1808 свидетелей, составления 6000 протоколов, занявших 50 000 страниц. Когда 12 января 1976 года было прекращено дело в отношении Маркантони, следователи в своем заключении снова вспомнили Алена Делона. Так появилась юридически безупречная, но по-человечески безжалостная фраза: «Можно зайти слишком далеко, приписывая Алену Делону, играющему в кино роли негодяев, сделавших его таким популярным – намерение с помощью одного из своих друзей, Маркантони, отделаться от обременительного, ставшего к тому же шантажистом, конфидента».

«Дело Марковича» затянулось на целых семь лет. Оно изрядно попортило крови Алену Делону, поэтому суждение другого его биографа, Анри Рода, о том, что оно сделало его имя «еще более популярным», вряд ли уместно. Известно, что испачкать человека проще, чем дать ему потом возможность отмыться. Сие имеет прямое отношение к Алену Делону.