— Цыганки-гадалки отдыхают, граф Калиостро идет в сад, Кашпировский нервно курит на лестнице… Да она бы миллионершей могла стать хоть завтра. Миллиардершей. А может, уже.
— Погоди. Когда мужика подбросило в воздух и шмякнуло об асфальт — это что, результат гипноза? Да ладно… когда меня самого приложило о елку так, что я отключился, — это гипноз?
— Да, Леша. Да. И открываются раны, и течет кровь, и слышатся голоса… Девка сама не ведает, что творит, у нее легкая форма дебильности в медкарточке прописана.
Аспирин поперхнулся:
— Что?!
Вискас махнул рукой:
— Были мы в городе Первомайске. Мать, Кальченко Любовь Витальевна, два года как на заработках в Португалии, и оттуда нет ни слуху ни духу. Там же и отчим, и младшую дочь они увезли с собой. Алену Алексеевну оставили прабабке — слепой, глухой, восемьдесят два года ей. Бабка за внучкой, конечно, не уследила. Тем более что внучка всегда была со странностями. Училась в специнтернате для детей с пороками развития.
— Алена?!
— Гримальская Алена Алексеевна, девяносто пятого года рождения.
Аспирин помотал головой:
— Ерунда. Какие пороки развития…
— А пороки, Леша, бывают разные.
— Совсем взрослый, развитой ребенок…
— И ходит с медведем? — мягко спросил Вискас. — У меня племянница того же возраста, так ей уже танцы-манцы, помада, пацаны. А те байки, которые она тебе рассказывала? Это нормально?
Аспирин молчал.
— Из интерната она исчезла на каникулы в конце мая, — серьезно продолжал Вискас. — И первого сентября не нашлась. Бабка — в несознанку. Какой с бабки спрос? У тебя девка появилась — когда ты сказал?
— В августе. Тринадцатого числа.
— Ага. Значит, два с половиной месяца ее где-то носило. Летом беспризорщина отправляется гулять.
— Витя, она пришла в чистой футболке и очень чистых носочках. У нее вообще пунктик по части аккуратности. Какая беспризорщина?
Вискас выпустил струю вонючего дыма — точь-в-точь небольшой химический завод.
— Какой гипноз?! — Аспирин говорил громче, чем хотел, и хорошо, что в кафе было пусто. — Собаку кто порвал пополам? Или собаку до того загипнотизировали, что она сама треснула?
— Не собаку, а тебя, — тихо сказал Вискас. — Ты
— Абель, — сказал Аспирин.
— Что?
— Собаку звали Абель. Я запомнил.
— Молодец, — Вискас усмехнулся. — А знаешь, я ведь перед тобой виноват. Когда ты меня позвал — в тот самый первый раз — я ведь поверил ей, а не тебе. Хотя тебя я давно знаю, а ее, соплячку, в первый раз видел. Вот же черт, как она все обставила!
— Кто порезал тех бомбил в моем доме? Я своими глазами…
— Им внушили, что на них напало чудовище. Может, они, защищаясь, друг друга порезали. А может… Ты знаешь, что если утюг приложить — ожог будет, хоть утюг и холодный? Ты знаешь, как у людей после тех сеансов рубцы рассасывались, седые волосы снова чернели — слышал о таком?
Аспирин взялся за голову. Перед глазами качнулись обрывки распиленной цепи наручников.
— Ой блин, — сказал Вискас. — Ты так и ходишь?
— А толпе что-то внушить в одну секунду, привлечь внимание… целой толпе народу… В переходе, где никому ни до кого… Так, чтобы приличная баба кинулась драться?
— Когда? — Вискас нахмурился.
Аспирин рассказал. Вискас закурил новую папиросу, сокрушенно покачал головой:
— Во дает девка. Ей стадионы собирать — мало будет. Ты видел, Леша, полные стадионы сомнамбул? Я видел.
— Почему я везунчик? — глухо спросил Аспирин.
— Потому что дело против тебя закрыто.
— А? Значит было дело?!
— А как же, — благодушно ухмыльнулся Вискас. — Уклонение от налогов в особо крупных, убийство по неосторожности, еще кое-что… Я тут ни при чем, так что не смотри так. Я, наоборот, сделал все, чтобы тебя отмазать.
— Убийство по неосторожности?!
— Я же говорю — закрыли.
Аспирин молчал, пытаясь осмыслить его слова.
— А может, и к лучшему, — задумчиво предположил Вискас. — Спровоцировали ее наконец-то проявить себя при свидетелях. Так, чтобы махровым цветом. Чтобы ясно было, откуда ноги растут.
— Приступ ужаса, — шепотом сказал Аспирин. — Прямо… шок.
Вискас покивал:
— Ходячее психотропное оружие, вот что такое твоя Алена. И, понимаешь, кто-то ведь ее натаскал за то время, за те пару месяцев, когда она из интерната смылась, а к тебе еще не пришла. Скорее всего, тот чудак, о котором ты писал в газете, что «зеркало инеем взялось».
Аспирину вдруг сделалось стыдно. За ту дурацкую статейку-«письмо».
— Когда она в следующий раз пойдет в переход играть? — по-деловому осведомился Вискас.
— Не знаю.
— Вот что, Леша. Как увидишь, что она куда-то собралась без медведя — позвони мне.
— С какой стати? И… подожди, а почему без медведя? Ты что, все-таки веришь, что мишка — монстр?
— Она верит, вот в чем все дело. Нельзя подставляться. От внушения такой силы трудно уберечься, если даже психически здоровых мужиков скручивает, как котят.
— А если бы не скрутило? — спросил Аспирин. — Если бы они меня… Куда бы, кстати, повезли?
— Да ладно, — Вискас затянулся. — Проехали.