Алёша Карпов

— Томас Жульбертон принадлежит к революционно настроенным людям Англии. Сам он выходец из шахтеров и, как видно, поэтому страстно болеет за рабочих. Вот и теперь, узнав об увольнении, Томас сейчас же начал настаивать, чтобы я снова вернул шахтеров на работу. Вначале я не соглашался, но его поддержали приехавшие с ним англичане, и мне пришлось согласиться. Правда, это не вяжется с интересами хозяев завода, но что же делать? В жизни бывает всякое. Пусть будет так, как пожелали мои соотечественники. Томас считает возможным снять запрещение на производство работ на третьем горизонте Смирновской шахты. По его мнению, опасность там миновала. А поскольку рабочие третьего горизонта были распределены по другим участкам, он предлагает направить туда всех уволенных…

— Такое решение будет совершенно правильным, — согласился Папахин. — На третьем горизонте никакой опасности для рабочих не было. О неверном решении мистера Жульбертона я вам докладывал. К сожалению, вы со мной не согласились.

— Не будем об этом спорить, — примирительно предложил англичанин. — Осторожность никогда не мешает. Я не хочу, чтобы в наших шахтах убивало людей. Если вы считаете, что на третьем горизонте и тогда не было опасности, то сейчас мы гарантированы дважды. Я верю этому.

«Черт его знает, — уходя из конторы, думал Папахин. — Или он пронюхал о готовящейся забастовке протеста или, действительно, послушался Жульбертона? Возможно и то и другое…»

Задумавшись, Папахин не заметил вышедшего из-за скалы Шапочкина.

— Что, добрый молодец, невесел, что буйну головушку повесил?! — весело приветствовал товарища Валентин.

Трофим крепко пожал протянутую руку.

— Извини, замечтался трохи. Слона, и того бы не заметил.

— А я тебя еще вон откуда высмотрел, — он показал на дальний пригорок. — Как кстати ты подвернулся. Пойдем, провожу. Важные новости есть. Вчера в клубе собрание было, — шагая рядом с Трофимом, рассказывал Шапочкин. — Меньшевики собрались, обсуждали вопрос о роспуске партийной организации. Послушал бы ты, что только они говорили. Ох и мерзавцы! Вначале, для отвода глаз, хотели обсуждать вопрос о привлечении в партию рабочих, а на самом деле начали нам косточки перемывать. Большевики, кричат, оторвались от народа, замкнулись в своей скорлупе, а рабочих, мол, бросили на произвол судьбы. Девятьсот пятый год вспоминают. Хватит, говорят, держаться за ноги покойника. Пора приспосабливаться к новым условиям.

— Вот-вот, — зло усмехнулся Папахин. — Это у них и есть главное. Ликвидировать партию и приспособиться к буржуазии и царскому правительству. Больше им ничего и не надо. Троцкий, Дан, Аксельрод. Это их песни. Небось о положении уволенных рабочих не говорили?

— Говорили только мы с Виктором, а их это вроде и не касается. Это, говорят, совсем другом дело. Его, мол, нужно обсудить отдельно. А председатель даже пытался лишить нас слова.

— Кажется, и не много их, а вредят на каждом шагу. Собрание надо провести и всыпать им так, чтобы чертям тошно стало.

На развилке дорог, идущих на шахту и к рабочим баракам, друзья остановились. Трофим Трофимович рассказал Валентину о намерениях Петчера направить к нему уволенных.

— Ты ведь тоже из таких, значит, и тебя туда, — пошутил Папахин. — Как будто это и хорошо, а на сердце — словно кошки скребут.

— Ну, это ты, пожалуй, зря. Я, например, ничего особенного тут не вижу. Просто англичанин передумал. Временная уступка. Вот и все.

Папахин упрямо покачал головой.

— Хорошо, если это так. Дай боже. Но я не верю ни одному его слову.

Глава восемнадцатая

Маркшейдер Геверс приехал на Смирновскую в начале второй смены. Ничего не сказав Папахину, он вместе с Жульбертоном спустился на третий горизонт. Никогда не отстающий от Жульбертона Алеша, освещая дорогу, внимательно прислушивался к разговору англичан. За месяц работы с Жульбертоном он запомнил лишь несколько английских слов. По привычке относиться ко всему со вниманием, он прислушивался к их разговору.

Англичане осмотрели все выработки третьего горизонта и вернулись в штрек северного направления, самый большой на этом горизонте. Здесь Геверс произвел наметку забоев.

Учитывая тесноту, он решил вести работы в две смены, так, чтобы все восемьдесят человек были сосредоточены именно здесь. Конечно, это затруднит уборку руды и породы, а также подвозку крепежного материала. Но англичанина это не беспокоило.

— Самое подходящее место — вот здесь, — не дойдя метров десять до крестов спряжения полевого штрека, кивком головы указал Геверс.

— Да, пожалуй, — согласился Жульбертон. — Сколько, вы считаете, нужно скважин?

— Лучше будет пять. Нет, шесть, — оглянувшись на Алешу, поправился Геверс. С этими словами он указал на две точки в потолочине и по две точки по бокам. — Кладите патронов сто…

— Не беда, если я добавлю еще столько же. Для такого дела не жалко и двухсот.

— Нельзя, — холодно возразил Геверс. — Вы разрушите двор и выведете из строя горизонт.

Жульбертон настаивал на своем. Геверс не уступал. Между англичанами начался спор.