Алешкино горе

Самым тяжелым выдался последний день работ. Уж и побегал тут Алешка, волоча тяжеленное ведро. Даже пару раз шлепнулся. Дело осложнялось тем, что в этот раз рядок ему выделили самый дальний и приходилось перескакивать множество чужих рядков. Но это распределение было справедливо и Алешка не противился судьбе. Ему было невыносимо тяжело бегать на такие расстояния. Накопилась общая усталость, поэтому аж голова кружилась у мальчугана от навалившейся слабости. Но и в этот день он все-таки принес учетчику больше всех ведер с кабачками. Помогла смекалка. В ведро вмещалось три – четыре кабачка. Еще два Алешка совал в подмышки и по дороге где-нибудь клал их между рядками на землю. Сделав несколько таких ходок он значительно выигрывал во времени, подбирая и сдавая заранее заготовленный овощ.

Беда случилась в день отъезда на заключительной линейке. Да еще какая беда! Трагической развязки ничего не предвещало. Все шло своим чередом. Алешкино горе грянуло, как гром среди ясного неба.

После подведения итогов началась торжественная часть. Перед всем лагерем вывели победителей. Было празднично и честно. Старания Алешки не прошли даром. Он заслуженно гордо стоял среди среди победителей. Лучших вовсю хвалили и поздравляли с достижениями. Правда не заметили, что Алешка сдал ведер и больше любого победителя.  Не обратили внимание и на осунувшееся, потемневшее от загара Алешкино лицо. Но эта мелочь против того, что его труд все-таки заметили и оценили. Все это время счастливчик терпеливо ждал, когда же начнут раздавать премии, думал об оставшихся двадцати рублях и был опьянен радостью.

  И тут мир раскололся. Завучка, та самая завучка, которая прилюдно обещала победителям премию в сто рублей, вдруг, объявляя фамилии победителей говорила: – … награждается почетной грамотой и премией размером в три рубля. И все дружно этому аплодировали.

Земля ушла из под ног призера, а слезы прям посыпались из глаз несчастного. Большая страна, содержащая на своем загорбке несколько стран, пускающая в космос корабли и строящая огромные лайнеры не сдержала своих обещаний и убила ребячью мечту. Не смогла она найти в своих закромах каких-то ста рублей, обещанных ста рублей для детского счастья.

  Алешка, ревущий взахлеб, не стал ждать ни жалкой подачки, ни конца дурацкой линейки, даже не зашел в сырой барак за зубной щеткой и полотенцем. Не откликнулся он и на завучихино: – Мальчик, что случилось? Ты куда?

Он, рыдающий, с исцарапанными по локти руками и в расчесанных комариных укусах, чуть не бегом пошел прочь из ненавистного лагеря и все семь километров ревя в голос, проклиная завучку, Елену Михайловну, старосту и кабачки шел домой, в бессильной злобе рубя палкой придорожный бурьян.

– Сто-о-о рубле-е-ей! Сто-о-о-о рубле-е-э-э-эй! – беспрестанно всхлипывая подвывал несчастный, размазывая на щеках грязь со слезами и вытирая рукавом сопли.

– Ы-ы-ы-и-и, сто рубле-е-ей, – скулил он, – обеща-а-али… Га-ад-ы-и-ы…

Даже когда его нагнала машина и какой-то обеспокоенный взрослый пытался с ним заговорить, он, еще горше разрыдавшись из жалости к себе и от накатившей обиды, юркнул в посадку и удрал от преследователя.

  А за август он повзрослел. И до самого выпуска из школы никакие уговоры, никакие посулы, увещевания и угрозы не допустить его к занятиям, не принять его в комсомол, ни даже мольбы мамы, не знающей истинной причины сыновнего бунта, не смогли сломить восставшую волю, пустившие корни ненависть и внутреннее неприятие к обманщикам, чтобы снова хоть раз позволить загнать себя в трудовой лагерь. В этом он остался непреклонен.

Моя христианская проповедь