Альфа Большой Медведицы

Ахнул такой гром, что показалось, будто все деревья сейчас упадут на палатки. И тут же обрушились целые водопады.

Мы ринулись в палатки.

Из соседней палатки, где обосновались старшие ребята, донеслось:

Наверх вы, товарищи, все по местам!..

— Заливает их, — сказал Валерка. — Старшие всегда самые лодыри, не окопали палатку.

Я выглянул, чтобы определить масштабы бедствия. И увидел Витьку.

Он стоял у сосны. Дождь лупил его по спине, по берету, наливался в сапоги, гроза атаковала его оглушительным треском и вспышками, а он оставался на посту, маленький и прямой, как стойкий оловянный солдатик. Только ствол винтовки опустил, чтобы не попала вода.

Я выскочил под ливень:

— Витька, сумасшедший! Марш в палатку!

Он помотал головой. Губы у него были сжаты. «Вообще-то я очень боюсь грозы», — вспомнилось мне. Я набросил на него кожаную куртку, потому что было ясно: он не уйдет.

— А ты иди! Ты ведь не дежуришь! — крикнул он.

От костровой площадки донеслась песня:

В флибустьерском дальнем синем море…

Несколько человек с брезентовым тентом танцевали над непогасшими еще углями.

— Чуть костер не загубили, — сказал кто-то. — Вон маленький Витька с поста не ушел, а мы…

Мы отстояли костер. Потом переодели промокшего часового. Новая вахта ушла на посты. Сквозь сон я услышал чьи-то слова:

— Такая гроза ночью, когда птицы летают, называется воробьиная ночь. Ну и жуть!

…Однажды я выступал перед ребятами в школе, рассказывал о своей новой книжке, об отряде, о путешествиях, И одна девочка попросила:

— Расскажите о пионерском характере. Что это, по-вашему, такое?

Я слегка растерялся. Что значит «пионерский характер»? У меня в отряде тридцать мальчишек, все пионеры, а характеры самые разные. Но тут я вспомнил про Витьку. И рассказал.

Правда, в рассказе была одна неточность: Витька один из всех не был тогда пионером.

Принимали в пионеры мы Витьку уже зимой, когда ему исполнилось десять лет. Приняли единогласно.

1971 г.

АЛЬФА БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ

«Вечер бродит по лесным дорожкам…»

Это слова из песни. Самое начало, первая строчка. Она вертится у Альки в голове, потому что вечер и в самом деле бродит по лесу. Очень темный, южный. Черноморский. Запах моря смешался с запахом лесных трав. Звезды горят среди черных веток, будто далекие фонарики. И фонарики в руках у ребят мигают, как пойманные звезды. И все молчат. Лишь трава шелестит да широкие листья кустарника хлопают по ногам, как маленькие ладошки. Да речка журчит.

Кто-то ойкнул: оступился с камня в воду. А речка-то горная, и вода — не то что в море. Впереди сдержанно засмеялись.

Потом чей-то жалобный голос, кажется, Димки Снежкова сказал:

— Эй там, сзади? Поищите пилотку, пожалуйста. У меня ее веткой сняло.

— Подумаешь, пилотку сняло! Не голову ведь!

— Так Марья Александровна завтра и голову снимет, когда будем имущество сдавать.

— А она тебе зачем, голова-то?

Острят. Веселятся. Будто и не грустно никому. Алька тоже при случае может сказать что-нибудь смешное. Только все это так, для виду. Потому что этот вечер — последний.

И сейчас, мигая фонариками, идет восьмой отряд на последний свой «огонек». На маленькую костровую площадку, укрытую в зарослях дубняка.

Здесь нет обычая разводить громадные костры. В некоторых лагерях это любят: запалят в день открытия такой огонь, что хоть пожарный вертолет вызывай! Да в последний день смены такой же. А зато все остальные вечера: линейка, отбой — и в постель. А в «Орленке» не так. Почти каждый вечер собираются у маленького огонька отряды. На своих площадках. Их обступает лес, и каждому отряду кажется, что, кроме них, нет ни кого среди темноты и шепота листьев.

Но Алька знает: если вдруг найти волшебные слова и, разбежавшись, взлететь высоко-высоко, то увидишь берег, усыпанный огненными точками. Будто это и не берег, а море, и в нем отразились звезды. А в настоящем море звезды не отражаются, там расходилась волна. Там стригут темноту громадными голубыми ножницами по граничные прожектора.

Каждая огненная точка на берегу — отрядный костер. Тихо звенят гитары или идет негромкий разговор. Разговоры у всех разные, а песни одни и те же. Орлятские. Можно приземлиться у любого костра, и тебя встретят как товарища и посадят рядом, хотя, может быть, и не помнят даже в лицо.

Но Алька не хочет к другим кострам. Сегодня, в последний вечер, он хочет быть только здесь. Рядом с Димкой Снежковым, Владиком Бочкаревым, Светой Колончук. И с другими. С теми, кого месяц назад не знал и без кого теперь не может и полдня прожить.

Посидеть вот так, поговорить. Или помолчать. Или спеть. Иногда песня лучше всякого разговора.

Саша Гнездов, лучший отрядный вожатый (в этом абсолютно уверен весь восьмой отряд), берет обшарпанную в походах гитару.

— Ну что, братцы? Приуныли немножко? Это бывает…

Ничего себе «немножко»! Ну ладно…

Вечер бродит по лесным дорожкам…