'Альфа' - сверхсекретный отряд КГБ

- Когда Табидзе упал, я развернулся в кресле и тоже начал стрелять. Ивериели выбежал за дверь и спрятался за холодильник. Началась перестрелка. Мы вдвоем с Гасояном стреляли, а у них, пожалуй, стволов пять было.

У нас патроны уже кончаются, и я думаю: "Надо закрыть дверь". Но как? В проходе лежит Шабартян, на нем Табидзе - то ли убитый, то ли раненый.

Говорю Гасояну: "Оттащи их от двери, я тебя прикрою." В это время Валя Крутикова очнулась, приподняла голову. Они ее тоже у дверей оглушили. Гасоян говорит ей: "Валя, помоги их оттащить".

Крутикова полулежа, полусидя вцепилась в Табидзе и оттащила его к кухне. Шабартян был еще жив, попытался сам заползти в кабину, Гасоян помог ему.

Я продолжал стрелять, чтобы прикрыть их, а Габараев вел самолет.

С. ГАБАРАЕВ:

- Во время перестрелки я управлял самолетом. Ахматгер крикнул мне: "Переходи на ручное управление, создавай перегрузки!" Я так и сделал: резко бросал машину по курсу и по высоте, чтобы сбить с ног преступников.

Над Гори командир израсходовал последний патрон. У Гасояна патроны кончились еще раньше. Он взял мой пистолет и опять вел огонь. Мне показалось, что стрельба продолжалась вечность, а прошло, наверное, не больше пяти минут.

Валя захлопнула двери кабины, а сама осталась в салоне с бандитами.

В. ГАСОЯН:

- Шабартян пришел в себя, кричит: "Володя, посмотри, у меня глаз вытек или нет?" Глянул на него и содрогнулся: все лицо в крови, во лбу пулевое отверстие, в горле рана - из нее кровь так и хлещет. Я достал платок, прижал его к ране на горле. Платок сразу пропитался кровью.

Туг опять началась стрельба. Бандиты стреляли в дверь, хотели сбить замок.

Что делалось в салоне, не знаю. Думали: раз так жестоко с экипажем обошлись - ни слова не говоря, застрелили Чедия и тяжело ранили Шабартяна, то и в салоне всех перестреляли.

Шабартян кричит: "Не могу, ребята, спасите! Не хочу умирать!" Достал документы, деньги, командиру протягивает, просит: "Передай жене". Господи, о чем говорит! Чувствовал, что умирает.

Командир его успокаивал, как мог, держись, мол, Завен, сейчас сядем, тебе окажут помощь.

При Гамсахурдиа находились некоторые, спрашивали: зачем я стрелял в людей? Посмотрели бы они в ту минуту на Шабартяна. До конца дней не забыть мне его лицо.

А. ГАРДАПХАДЗЕ:

- Когда захлопнули дверь, я надел наушники, вышел на связь, передал, что на нас совершено бандитское нападение: убит бортинженер, ранен Шабартян. Потом включил сигнал бедствия.

Из Сухуми передали: "Садитесь к нам". Но я знал: в Сухуми взлетно-посадочная полоса на ремонте, и пошел в Тбилиси. Вскоре, смотрю, у нас на хвосте два военных истребителя, видимо, поднялись по нашему сигналу. Доложил обстановку в Тбилиси: "Встречайте, приготовьтесь".

При снижении над Рустави первая бортпроводница Ира Химич по внутренней связи просит: "Командир, летите в Турцию, они взорвут самолет! Достали гранаты!" Я ей отвечаю: "Ирина, передай, что мы уже над Турцией. Садиться будем в Турции".

Было пасмурно, дождь, туман, да и вечер уже наступил, время около половины седьмого, думаю: "Грузия под нами или Турция - сейчас не разберут".

В. ГАСОЯН:

- Я позже узнал, что они в салоне творили. Как только мы взлетели, стали ходить туда-сюда, курить, пить шампанское. Наш штурман Плотко сделал им замечание. Они его запомнили, а когда напали на бортпроводниц, подошли к нему. Один несколько раз выстрелил в спину, другой - в грудь. Плотко пытался закрыться рукой, у него потом из предплечья несколько пуль извлекли.

Убили двух пассажиров - Соломония и Абовяна, над бортпроводницами, как звери, измывались. Когда Валю Крутикову мертвую нашли, то волосы на голове повыдергивали. Вся в крови, без волос, лежала. А Ире Химич голову рукояткой пистолета пробили. Вот такие "борцы за свободу".

Когда мы уже садились, слышали крики бортпроводниц - бандиты издевались над ними.

А. ГАРДАПХАДЗЕ:

- Сели. Нас поставили в самый конец зоны аэропорта, рядом со стоянкой военно-транспортных самолетов. Вижу: с двух сторон самолета солдаты с автоматами. Угонщики заставили открыть аварийный люк, а рядом с люком сидел пассажир - молодой солдат. Он выпрыгнул в люк на крыло, с крыла на землю. По нему из салона стреляли, и оцепление открыло огонь, думая, что террорист убегает. Очередями и по самолету прошлись. Габараева в ногу ранили. Я подключил аккумуляторы, кричу по радио: "Уберите этих дураков!" А тут и связь пропала, при стрельбе повредили радиостанцию.

У Гасояна в штурманской кабине - убитый Чедия и раненый Шабартян. Я приказал Гасояну покинуть самолет. Он вылез через форточку. Поворачиваюсь к Габараеву - он к ноге склонился: "Командир, я ранен". "Давай, Станислав, вылезай", - говорю. Тот тоже вылез.

В кабине остались я и Шабартян. У него лицо все в крови, глаз вытек, кричит, просит: "Не могу, страшная боль, дайте лекарство." И двигаться уже не мог.

Что творилось в салоне, не видел. Только через форточку слышал: они одного пассажира вытолкнули к двери: "Говори наши требования". Парень вырвался, выпрыгнул, ногу сломал.