Альфа-женщина

Повизгивая от восторга, они исчезли в дверях кинотеатра. Мы с Максимом какое-то время молчали.

– Секс-символ, – вдруг горько сказал он. – А я просто трус. Я повел себя как трус, когда Катю убили… Удоев вышел из машины, говорят, от него сильно пахло спиртным. Он спросил: «Что с ней?», как будто не видел. А когда услышал, что после такого не выживают, сел в свой джип и уехал. Потом приехали менты. Сначала в бумагах все было, как надо. Я даже не забеспокоился. У меня случился шок, когда мне сказали, что дело о наезде закрыто. Во-первых, моя жена, мол, сама виновата. А во-вторых, у господина Удоева иммунитет. Депутатская неприкосновенность, которая распространяется в том числе и на уголовные дела. Запись с уличной видеокамеры пропала. Свидетели начали исчезать один за другим.

– Как так: исчезать?

– Да не убивал их никто, – махнул рукой Максим. – Просто менты прессовали. Протокол с места происшествия подменили другим. По нему получалось, что Катя переходила дорогу в неположенном месте. Я носился как угорелый. Уговаривал, упрашивал… Все отводили глаза. Кто я и кто Удоев? Бывший дипломат, депутат! Понимаете, если бы у меня тогда были деньги… А зачем они мне сейчас? Вот я и предлагаю их вам. За то, чтобы Удоев сел. Как, это вы сами придумайте. Хотите меня – берите меня. Господи, знали бы вы только, как мне стыдно! Я должен был его убить, – глухо сказал он. – Я должен был поступить как мужик. А я утерся и отошел. Говорят: время лечит. Ни хрена оно не лечит! А я… Я просто дерьмо.

– Вы ответили жизнью за жизнь. А не смертью. У вас недавно дочка родилась. И я считаю, что это правильно. Скажите, вы нарочно женились на дочке ректора Курбатова?

– Что значит нарочно?

– Готовились свести счеты.

– Случайность, – поморщился он. – Знаете, когда я Катю похоронил, мне как поперло! Позвали на главную роль в сериал. И – бац! Он бьет рейтинги! Бабы просто с ума сходят. Журналисты повалили. Один глянец, другой. А я – мертвый. Не понимаю: чего все от меня хотят? Режиссеру хамить начал. С продюсером сцепился. Слух пошел: Калиничев звезду дал. Выходит, цену себе знает. И посыпались предложения! Чем я хуже, тем ко мне лучше. Пиар просто накрыл. Мимо газетных киосков стал бояться ходить. Повсюду – мое лицо либо фамилия крупными буквами. Маразм какой-то! Достали меня! Я понял: народ любит, когда на него орут. Хамят ему. Когда наглеют. Поклонницы под окнами лагерь разбили. Как же! Молодой, богатый и холостой! Я прятался от них, в парике ходил. Мне бы поплакать в тишине, в одиночестве о Кате, а они под окнами серенады поют. Орут: «Максим! Максим!» Господи-и-и… – он закрыл ладонями лицо. – Что я только не делал. Одно время просто смерти искал. Сам сложнейшие трюки, без каскадеров выполнял… Думал – сорвусь в пропасть. Колесами меня раздавит. Везет же некоторым. А я как заговоренный. Желтая пресса слюной истекла: «Калиничев – супергерой!» Вот за что?

– Но ведь вы женились, – осторожно сказала я.

– Светлана до странности похожа на Катю. Внешне похожа, как потом выяснилось, по характеру она совсем другая. Я когда ее увидел, на время дар речи потерял. Они с подружкой в кафе пришли. А я за столиком сидел, закрывшись, как обычно, темными очками и газетой. Гляжу – Катя! Живая! Солнечный лучик в проходе, вся такая тонкая, светлая. Я замер: как бы не спугнуть. Они сели – я к ней. Здравствуйте, говорю, можно присесть рядом? И очки снимаю. Тут уже они с подружкой дар речи потеряли. А я начал отличия находить. Нос побольше, глаза поменьше. Но все равно: очень похожа. Ушли мы вместе. А через пару месяцев поженились. Я все спасения искал. Светлана хорошая девушка. Любит меня очень. Дочку вот родила.

– Как назвали?

– А вы не догадываетесь? – он усмехнулся. – Катей.

– Когда вы узнали, что Удоев есть в числе претендентов на место ректора?

– Сначала я узнал, что он больше не депутат. То есть лишился иммунитета. Потом выяснил, можно ли возбудить уголовное дело. У тестя были большие связи.

– Надо думать!

– Все уже было на мази. И тут вы.

– Извините, что помешала, – с иронией сказала я. – Предупреждать надо. Табличку вешать: «Это моя добыча».

Он через силу улыбнулся:

– А вы с юмором.

– Простите, что сделала вам больно, – уже серьезно извинилась я.

– Да бросьте! – махнул он рукой. – Я не то чтобы очень уж любил своего тестя. Уважал, да. Он не стал нам мешать, на дочку не давил: опомнись, за актеришку замуж выходишь. Сегодня пусто, завтра густо. Хотя я не делал вид, что по Светлане с ума схожу. Я, похоже, уже не способен любить. Мне страх мешает. Нельзя так сильно привязываться к человеку, либо надо уходить вместе с ним. Поэтому я больше никого не люблю.

– Даже дочку свою?