Альфагенез (ЛП)

Его первого «донора», Роберта Майлдера, для подпиток приходилось накачивать успокоительным средством. После него была Галатея. Ему приходилось связывать ее. Каждый раз. Она обижалась на свою роль, питая отвращение к тому, чтобы быть сдерживаемой. Презирала его, и все же тянула к себе в постель. А когда они трахались, она совершенно истощала его так, что он чувствовал блаженную пустоту, как если бы излил в нее не только свое семя, но и свою боль. Она принимала все и упивалась этим, наслаждаясь имеющейся в ее руках властью над ним. Он не был дураком. Он знал, что она была движима местью, но возвращался к ней опять и опять, с идиотской жаждой отравленного источника.

А теперь у него была Карина.

Успокоительный холод распространился по его венам, смягчая прошивающую иглами боль, которой всегда у него кололо впоследствии его трансформации из атакующей формы. Забавно. На инъекциях он выдержал шесть лет, выдергивая себя через каждую парочку дней, но успокоить боль синтетическим гормонам не удавалось. Они ухитрялись притупить ее, и все же боль грызла еще, и еще, пока он не стал убежденным в том, что она окончательно размолотит его до состояния ничтожества. Тело Карины едва имело шанс ответить на его яд, но все же, даже эта маленькая доза гормонов принесла ему облегчение. А он чуть уж было не забыл, как же это, когда без боли.

Лукас вдыхал ее запах. Воспоминание о погоне по мотелю пронеслось в танце у него в сознании. Ему захотелось опять за нею погнаться. Он почувствовал опьянение.

Он приспустил узкую бретельку топика с плеча Карины, обнажая ее левую грудь. Больше, полнее, мягче, чем ожидал. Он вообразил, как скользит его рука по этому холму, разглаживая пальцем сосок. Он представил, как в ответ ее тело будет сжиматься и как на ощупь, наперекор его пальцам, сосок будет выпрямляться.

Он скользнул пальцами под пояс ее джинсов, оттянул его и взглянул на белый треугольник трусиков. Его член до боли испытал вожделение. Ему захотелось оседлать Карину и вонзиться в ее нутро.

Так что же его останавливало?

Лукас скользнул рукой выше, к слегка округлому животику, ласково придержавшись и пытаясь распутать вопрос. Если бы Лукас связал Карину, еще перед подпиткой от нее, то уже бы вставил ей, в этом-то был он уверен.

Доверие, понял он. Она сдержала обещание со своей стороны сделки. И это дорогого ей стоило. К концу она заплакала, когда ускользнула ее хватка над своим сознательным и тихие слезы оставили влажные следы на ее щеках. Завтра ее рука воспалится как ад. При условии, что не повысится жар и не убьет яд, в ее будущем могло быть завтра. Ему хотелось, чтобы она жила, но он уже сделал все, что мог, чтобы ей помочь.

Подпитка далась Карине ценой больших усилий, но она лежала тут и позволяла ему делать его дело, как и обещала, и надеялась, что он сдержит свою заключительную часть уговора. А соглашение не содержало в себе никакого права трахать ее. Она кристально ясно дала это понять.

Он с усилием натащил топик назад на место, прикрыв Карину, и притянул ее к себе, скользя по ней рукой. Она была его. Она будет избавлять его от боли, а он будет защищать ее в ответ. Таков был договор.

Глава 3

Карина проснулась в пустой комнате. Яркий утренний свет проливался через открытое окно, прорисовывая желтый прямоугольник на деревянном полу. Из вытяжки донеслась едкая вонь подгоревшего бекона.

«Эмили», - забеспокоилась Карина.

Она попыталась высвободиться из постели, но чуть не упала. В голове поплыло. Медленно, очень медленно она соскользнула с кровати и приняла вертикальное положение. Ее горло так пересохло, что аж болело. На стоящем у кровати столике, возле бинокля, находился полный стакан воды с гласящим «Выпей это» желтым стикером. Она практически смогла услышать рычание Лукаса.

Воспоминание об его гложущих зубах ее покоробило, что повлекло за собой пробуждение тошноты. Карина склонилась, хватаясь за ночной столик для того, чтобы удержать равновесие, и увидела наложенную на руку прямоугольную полоску. Она рванула бандаж, что послало толчок боли по конечности. Пластырь остался приклеенным. Карина сильней потянула, пытаясь его содрать, как если бы вместе с ним могла потерять и воспоминание о Лукасе. Она поборолась с ним несколько секунд, боль заколотила вверх по бицепсу горячими колючими взрывами, и оторвала его, наконец, высвободившись.

Большой синяк красовался на сгибе руки Карины. Потемневшее багровое пятно располагалось здесь словно клеймо, доказывающее собственность Лукаса. Засохшая кровь покрылась корочкой в центре, где его зубы коверкали ее вены.