Альфагенез

Ему вспомнился первый раз Галатеи. Она точно знала, что должно случиться. Она была воспитана для конкретной цели: поддерживать его. И она возненавидела его за это. Ненависть была бы глубоко персональным словом; в ее ментальном списке он это так высоко не расценивал. Галатея ненавидела семью; ненавидела Артура, потому что он был главным; но Лукаса она просто презирала, испытывая отвращение даже к его прикосновению. Чем старше становился, тем более он осознавал, что для нее секс с ним был способом мести. В подпитках он доминировал над нею, и у нее не было другого выбора, как только подчиниться. В постели, на несколько мимолетных мгновений, Галатея доминировала над ним. В тот первый раз, когда она плакала и кричала, так как ее тело боролось с первоначальной дозой его яда, он попытался ее поддержать. Она была такой хорошенькой, такой хрупкой… Он не хотел ее ломать. Она учуяла в нем эту маленькую искорку сострадания, схватилась за нее и крутила ею, опять и опять используя против него. Пока он, в конце концов, больше уже не мог всего этого вынести. Жизнь с Галатеей означала бой в нескончаемой войне, а жизнь с Кариной очень уж отдаленно походила на спарринг с честным борцом. Галатея бросала ему вызов, но никогда бы не воткнула ему нож в спину. Она попыталась бы его в открытую зарезать.

Лукас погрузился в воду и закрыл глаза. Размышления о Галатее оставили в его голове грязный привкус. Его ребра болели опять. Словно тяжелое одеяло, пришла сонливость, угрожая задушить его сознание.

Голос Карины отдернул его до того, как он отключился.

— Почему ты со мной хорошо обращаешься?

— Хорошо — это не из моего лексикона. Я просто устал.

— У тебя ушиб ребер.

— Даниель.

— Я не видела как он тебя бил.

— Ему и не надо. Я — «демон», а он — «акустик». Он может имитировать голоса и вырывать кости из моего тела при помощи фокусированной звуковой волны, — он поднял руки, встал и показал ей длинные воспаленные полосы, идущие по контуру ребер. — Если бы он реально поднажал, ты бы увидела прокалывающие кожу кусочки костей.

В ужасающей тишине она уставилась на него. Он погрузился вниз и закрыл глаза.

— Почему вы таким образом деретесь? — спросила она.

— Единственной причины нет. Иногда ему не нравится что-то мною сделанное. Иногда я это делаю, потому что он меня раздражает.

— А что насчет сегодня?

Лукас вздохнул. Она не даст ему покоя.

— Сегодня мы подрались, потому что Даниель поспорил с Артуром. Даниель хочет эвакуироваться. Артур не хочет. Даниель настаивал на своем, и Артуром была ушиблена его гордость. Я принял сторону Артура. Эвакуация базы — слишком дорогое удовольствие. Один разведчик — еще не достаточная причина, чтобы это делать. Однако, плохой знак: мы уже видели разведчиков раньше на соседних фрагментах, но впервые — так близко. Но мы не можем так просто взять и убежать при первом же намеке на проблему.

Она нахмурилась:

— Так получается, выкручивать твои кости из разъемов — способ демонстрации неудовольствия из-за того, что им помыкают?

— Почти. Даниель хочет, чтобы к нему серьезно относились. Так что я поступил с ним как с серьезной угрозой и пошел на обострение ситуации. Я был заменителем борьбы. А то, что ему действительно хотелось — выстрелить в Артура, я не могу ему позволить сделать, потому что Артур его убьет, — на этом Лукас уже подумывал остановиться, но что-то заставило его объяснить: — Все так сложно. Мы живем по различным правилам. В твоей другой жизни люди придерживаются строгих общественных условностей, которые эволюционировали сотнями лет. Они вырастают в относительной безопасности и под постоянным контролем. Родители, школа, ровесники — все взаимоотношения прекрасно мотивируют их поведение, пока они…

— В безопасности? — предположила она.

— Социализированы. Но мы с Даниелем жили как изгнанники, с единственной корректирующей наше поведение крайностью — мы никогда никого не убивали, пока неотложность не вынуждала нас. Наши взаимоотношения проще ваших, ниже по уровню и ближе к… — Лукас попытался подобрать правильное слово. А когда до него оно дошло, то ему не понравилось: — Животным. В недалеком прошлом мы оба достигли половой зрелости. У нас сильная необходимость в спаривании и в наличии собственной территории, собственных семей и отдельных жизней. Вместо этого мы прилипли друг к другу, в этом доме, с иллюзией приватности и с избытком агрессии. А теперь ты здесь. В действительности, Даниель не хочет тебя ради собственно тебя самой. Он хочет тебя, потому что видит во мне соперника, который теперь имеет что-то, чего нет у него. И выходит, что он боится только меня. Он помешан на вражде и обороне, а Артур сегодня заставил его сесть и заткнуться. Даниелю необходимо было на ком-нибудь сорваться, а я — единственный, кто бы смирился с этим.

— Почему? — вкрадчиво спросила она.

— Потому что он — мой брат.

Возникла очень маленькая пауза.

— Но ведь он не «демон», как ты.