Альфагенез

Она поставила Эмили вниз и опустилась на колени, скользнув рукой по его лбу. Его кожа была холодной, немного липкой. Его корпус в области ребер налился кровью, и большая пурпурная гематома запятнала правую сторону живота. Похоже, он умирал. Тяжелый металлический аромат скатывался с него, такой густой, что она чуть не задохнулась. Он не просто испытывал голод по ее крови. Он умирал с голоду по ней, и ему было больно.

— Что не так?

— Слишком много яда, — сплевывая, сказал Даниель. — Ему не следовало так быстро входить в фазу атакующего варианта после предыдущего боя.

Из разреженного воздуха на ковер вышагнул Артур:

— С ним будет все прекрасно.

Лицо Даниеля перекосилось в гримасе, растянувшей его шрам. Он был похож на бешеного пса:

— Нам надо было эвакуироваться еще вчера. Ты его перегрузил. Ты знал, что ему нужно, по крайней мере, две недели между фазами, но все равно рассчитывал на него, чтобы сохранить свою жопу, потому что знал — он сделает это. Смотри. Посмотри на него, Артур. Он умирает от яда.

Артур глянул на горизонт:

— Даниель, не сейчас. Где «потрошительница»?

— Ах ты, ебаная жопа!

Генри закрыл глаза, а потом открыл их:

— Ее нет в здании.

— Даниель, прекрати истерику и обыщи здание…

— Пошел ты!

— Не могли бы вы оба заткнуться? — произнес Лукас.

Его глаза все еще были закрыты. Его охватила дрожь. Он выгнул спину, его пятки были словно вкопаны в ковер, руки не сгибались, а массивное тело напряглось от боли.

«Идиоты», — подумала Карина и обхватила Лукаса руками, пытаясь его придержать, но это больше походило на попытку придержать быка:

— Нам нужно что-нибудь для его рта. Он размолотит себе зубы.

— В убежище, сейчас же, — огрызнулся Артур. — Поднимите его.

Люди столпились вокруг Лукаса, отметая ее в сторону. Он хлестался в конвульсиях, разбрасывая мужчин как тряпичные куклы. Они приподняли Лукаса и поволокли его по коридору.

Артур наклонился, схватил ее за локоть и потянул, заставляя встать на ноги:

— Идемте с нами…

— Моя дочь…

Пальцы Артура, как тиски, сжали руку Карины. Он потянул ее по коридору за скоплением людей, пытающихся переместить вперед извивающегося в конвульсиях Лукаса.

За нею бежала Эмили и кричала:

— Мама!

Карина отдернулась:

— Дайте я сама пойду! Вы ее пугаете!

— Вы хотите, чтобы ваша дочь жила? — спросил Артур.

— Да! — ответила Карина с единственной мыслью: «Ублюдок».

— Тогда делайте, что вам говорят.

Они были уже почти в конце туннеля. Что-то тяжелое распахнулось, издавая металлический звук. Карина мельком уловила стоящую приоткрытой огромную дверь убежища. Люди, несущие Лукаса, нырнули в круглое отверстие и отделились. И Карина увидела помещение за дверью. Оно было большим, а свет флуоресцентных ламп отражался от металлического пола и стен.

Они поместят ее в убежище с ним. Лукасу было так больно, что он бился в конвульсиях. Ему требовалась ее кровь, и он распорол бы Карину на кусочки, чтобы получить ее. Если она пересечет этот порог, то умрет.

— Мама!

Карина уперлась каблуками:

— Эмили!

Генри поднял Эмили:

— Все хорошо, малыш.

— Вы согласились с условиями контракта, — сказал Артур. — Пришло время его выполнять. Пройдите туда и сделайте все, что придется для того, чтобы он остался живым.

Если она не войдет, тогда они кинут ее туда. Она услышала это в голосе Артура.

Карина выдернула руку из его руки:

— Генри, позаботьтесь о моей малышке.

— Обещаю, — сказал он.

Карина сделала глубокий вдох и прошла вовнутрь.

— Только без резких движений, — воззвал к ней Генри.

Дверь позади нее с лязгом закрылась.

Глава 8

Лукас клубком свернулся на полу. Боль вымывалась изнутри его спинного мозга, будто кто-то выскабливал его позвоночник стальным посудомоечным скребком. И растягивалась тугими струнами, проходя через связки, накапливаясь в суставах, кончиках пальцев и под языком. Он чувствовал боль в зубах. Боль перемалывала его как попавшее между жерновов зернышко пшеницы.

Его уши уловили звук приближающихся шагов.

С большим усилием он открыл глаза.

Карина опустилась на колени рядом с ним. Он вдохнул ее запах и почувствовал внутри себя искру глубокого, сердитого голода. Она тянула его как магнит. Его тело кричало об ее крови и конце боли. Ворваться в нее было бы блаженством.

Она закатила рукав. Ее губы сжались.

Ему нужно было сейчас сказать. Было больно, он устал, но все-таки ему удалось:

— Не надо.

— Артур сказал, что ты должен подпитаться.

— Артур больной хрен. Я тебе это говорил.

— Я по запаху вижу, — сказала она, — что тебе нужно подпитаться.

— Если я сейчас подпитаюсь, то ты умрешь.

— А если нет, то умрешь ты, а тогда они убьют Эмили.

Ах. На секунду ему показалось, что она чувствует к нему жалость, но — нет.

— Никто не дотронется до Эмили. И я не умираю. Мне просто больно.

— Ты ужасно выглядишь.

Он услышал мягкую нотку в ее голосе. Несмотря ни на что, ей чуточку было не все равно. Он примет это. Это было что-то большее, чем он обычно от кого-либо получал.

Она не отпрянула, когда он вступал в фазу. Ее колени дрожали, но она не вздрогнула. За это он был ей благодарен.

Карина смахнула сажу с его лица, и с лаской в глазах и добротой в голосе произнесла: