Алфавита. Книга соответствий

Был поздний декабрьский вечер. Я смотрел в окно, где мелькали фонари и льдистые тротуары, а размышлял лишь о том, что незадолго до Нового года жизнь кажется особенно безрадостной. Через несколько дней запахнет елками, повеет праздником, замерцают огни – и в душе посветлеет, и зима станет не такой холодной и слякотной. Но пока еще ни елками не пахнет, ни огни не мерцают, и на душе одиноко и тоскливо.

Промерзший троллейбус гудел и дребезжал, безоглядно летя по темному

Дмитровскому шоссе. Я сидел на заднем сиденье – лицом против движения. На противоположном, через проход, подремывал случайный

попутчик (см.) – подвыпивший мужичок лет пятидесяти. Одет он был явно не по сезону – курточка из болоньи, засаленная кепка с пуговкой… Впрочем, я и сам-то был одет не по сезону. И должно быть, вид у меня был такой же – нахохленный и недовольный.

Троллейбус резко подвалил к очередной остановке и со скрежетом открыл двери. В салон взобрался новый пассажир. Двери схлопнулись, троллейбус взвыл, и мы погнали дальше.

В отличие от нас, пассажир был одет по сезону – распахнутая дубленка, струение мохерового шарфа на груди. Упитанный, краснолицый, благодушный, он источал веяние тепла и сытости – должно быть, только что из-за стола, где принял граммов триста пятьдесят коньяку под плотную мясную закуску. Оглядев нас с неудержимой приветливостью, он шагнул к билетному автомату и вынул из кармана горсть мелочи.

Троллейбус тряхнуло на колдобине, мелочь посыпалась, а пассажир чертыхнулся.

Улучая моменты более или менее прямолинейного и равномерного движения, он наклонялся, подбирал несколько монет и снова хватался за спасительный поручень. При одном из наклонов раздался характерный звук. Обладатель дубленки вполголоса сказал по матушке, смущенно оглянулся, а затем продолжил свои упражнения.

В конце концов он собрал, как ему казалось, все.

Одна монета осталась незамеченной.

У человека на заднем сиденье был выбор.

Стоило ему пересилить свой порыв – и тогда буквально через минуту он сам смог бы подобрать потерявшуюся монету. Что ни говори, а ему, одетому не по сезону, она была куда нужнее, чем сытому пассажиру в роскошной дубленке!..

Его лицо отразило краткую душевную борьбу. Потом он нетрезво указал на двугривенный и брюзгливо бросил:

– Эй, ты! Который пернул! Вон еще двадцать копеек!

Дик Даглас

Большую часть своей жизни он является менеджером по продажам – занят живым делом, работает с людьми и чем ярче проявляет свойства, присущие массовику-затейнику и балаганному зазывале, тем большего успеха добивается на этом непростом поприще. В его внешности нет ничего, что указывало бы на холерический, флегматический или, не дай бог, меланхолический темперамент. Это типичный сангвиник – большой добродушный человек в просторном дорогом пиджаке, с пузцом, которое выглядит при нем совершенно естественно – настолько естественно, что отсутствие такового показалось бы заметным уродством; краснощекий, губастый, с небольшими, но блестящими глазами и если не улыбающийся, то всегда к этому готовый.

Он появляется в офисе каждое утро: многословно и радостно здоровается, осведомляется о делах. Вы так же радостно его приветствуете. Что касается дел, то их невпроворот (см.

Специализация ), а время идет впустую, потому что он профессионально общителен, а ваше слабое знание английского его ничуть не смущает.

– О! – восклицает он, заметив, что вы посматриваете на часы, и на безоблачную только что физиономию набегает тучка. – Я понимаю: вы скучаете! Я понимаю! Чужая страна, чужой язык!.. Ну, ничего! – Лицо несколько проясняется, и он хлопает вас по плечу. – Мы будем бороться с вашей скукой! Я не дам вам загнуться с тоски в этой чертовой Америке! А? – Добродушно хохочет и еще раз легонько рукоприкладствует – дружески тычет кулаком в живот. – В этой проклятой стране! А? Нет, нет! Сегодня везу вас обедать!

Обед с ним – это история часа на два с половиной. Вы робко протестуете – мол, стоит ли? Гораздо проще сбегать за сэндвичами в кафе напротив. Оно и дешевле.

– Нет, нет и нет! – громыхает он, воздымая руки жестом категорического отрицания. – Не может быть и речи. При чем тут деньги? Главное – чтобы вы чувствовали себя как дома. Ради этого наша фирма не пожалеет никаких денег. Обедать, обедать!

Остается надеяться, что его отвлекут какие-нибудь дела – должны же быть у него какие-нибудь дела? – и он о вас забудет. Тогда вы, быть может, успеете отладить барахлящий модуль программы – без нее завтрашняя демонстрация, о которой оповещены начальники шести отделов, не имеет никакого смысла.

Однако уже в четверть первого он, поигрывая ключами от машины, с приветливой ухмылкой заваливается в кабинет. Вздохнув, вы поднимаетесь из-за компьютера. Сорок минут езды до какого-то уникального ресторана на побережье. Ожидая, пока подадут клэм-чауду

(см.), вы говорите о трудностях английского языка.