Алфавита. Книга соответствий

– Это если б ты ей спьяну плетень повалил, – строго отвечает он, – тогда гадали бы – напишет, не напишет, заберет, не заберет… А тебе вон чего взбрело – магазин, бм, подломить!

Кососеев хватается за голову и мычит, раскачиваясь на лавке из стороны в сторону.

– Ладно, ладно… – бурчит Ремешков. – Погоди выть-то, не баба…

Разберемся.

Выходим на улицу.

– Что, и туда тебя вести?

– Обязательно, – говорю я лейтенанту.

Он вздыхает и смотрит на солнце.

– Ну ладно, пошли… писатель.

До Райки-магазинщицы рукой подать.

– Люди-то живые есть? – весело кричит Ремешков, приотворяя дверь. -

Али, бм, померзли все, как тараканы?

Нас встречает полная цветущая женщина.

– Ой, – восклицает она, смеясь. – Василий Петрович! Защита наша и законность! Ну прямо на пороге меня поймали! А это кто ж с вами?

– Из района, – со значением отвечает Ремешков. – Да мы на минуточку.

Зайти-то можно? А то ведь как: чуть что – защита и законность, а в избу пустить – так, бм, мент поганый!

– Ну что вы, Василий Петрович! Как можно! – Раиса всплескивает руками. – Заходите, заходите! Через полчасика должна машина заехать… все ж на мне, Василий Петрович! И снабжение, и отчетность! голова кругом идет!

– Да уж… Дело хлопотное, конечно… да еще вон эксцессы какие! – машет рукой и хохочет и, хохоча, продолжает отмахиваться – будто это смешное маячит перед самыми глазами.

Заходим. Ремешков раздевается и основательно садится за стол. Я – в уголок.

– Что ж смешного! – говорит Раиса, присаживаясь напротив лейтенанта и складывая руки на животе строгим жестом беспристрастного свидетеля. – Это сегодня он сломал да украл, а завтра что же? украдет да подожжет, чтоб концы в воду? да мне еще поленом по затылку?

– Ну, ну! Лешка-то Кососеев? Да он же смирен, как овца! Подожжет!

Что вы, Раиса Пална! И сейчас-то уж я, бм, умом разошелся: что нашло? Ну, с кем не бывает…

Почувствовав по тону Ремешкова, что явился он не с мечом, а с оливковой ветвью, Раиса хмурится.

– Это как же? – надменно поджимает губы и косо посматривает на меня.

– Вы Кососеева, что ли, выгораживать пришли? Это что же получается?

Он магазин грабит, а законная власть ему потачки дает?

– Да какой грабеж! – морщится Ремешков. – Вы же знаете его, Раиса

Пална! Бывает! Нашло на человека! Что ж теперь делать?! Неужели заварим из этого кашу? Он ведь и деньги уж отдал, и дверь, бм, починил, и…

– Деньги его мне не нужны, – повышает голос Раиса. – А то, что он дверь починил, – так мне-то что? Мне за что ему спасибо говорить?

Сам сломал, сам и чини!

– И я про то! – встревает Ремешков, поднимая раскрытые ладони.

– Ну! Только зачем ломал? Это что ж, сейчас вы его покроете, а потом он каждый день повадится замки крушить? Так, что ли?

– Да вы что! Раиса Пална! Как же, бм, он повадится, когда…

– Нет! Нет и нет! По всей строгости! Я законы знаю! – Раиса жестко стучит кулачком по столу. – Знаю! Предумышленный грабеж – и все тут!

Ремешков молчит, разглядывая ее раскрасневшееся полное, в меру накрашенное свежее лицо.

– Эка! Предумышленный! Во-первых, не предумышленный…

Предумышленный – это если б он приготовился как следует… ну, хоть бы, к примеру сказать, колун бы у баньки взял да с ним бы к магазину и пришел… А то ведь он небось стукнул чем попало – камнем каким или там железякой, – и вся недолга! Какой же это предумышленный грабеж! Это, бм, хулиганство!

– А вот суд и решит! – не уступает Раиса. – Вы только запишите все честь по чести – а там разберутся!

Прошла секунда.

– Значит, так!.. – говорит лейтенант Ремешков с широкой улыбкой, одновременно упираясь ладонями в стол словно для того, чтобы встать, а на самом деле только грозно подавшись плотным телом вперед. – Ты это дело брось! Не буду я на Лешку дело заводить! И не в твоих это интересах – со мной щетиниться!

– Это как это не будете! – Раиса тоже подается вперед, отчего ее тяжелый бюст мягко ложится на стол. – Это как это не будете!

В сенях хлопает дверь, тут же взвизгивает вторая, и на пороге является Степан, муж Раисы Палны.

– Бодаетесь, что ли? – хмуро спрашивает он, рассматривая присутствующих. Потом тихо говорит мне: – Здрасти.

– Здрасти, – говорю я.

– Да нет, не бодаемся… – со вздохом отвечает Ремешков, совершая обратное движение – откинулся от стола. – Что нам бодаться… Мы с

Раисой твоей всегда общий язык находили… Сейчас вот запинка только вышла… Раиса говорит – сажать Кососеева, а я говорю – не надо!

– А что ж с ним делать? – бурчит Степан, сдирая с ноги сапог. – По головке гладить?

– Ага! – будто бы обрадованно говорит Ремешков, поднимаясь на ноги и оправляя китель. – И ты говоришь – сажать?

Степан молча сопит, возясь со вторым.

– Ну, если двое уже… это уж, бм, голос общественности! Раз общественность говорит сажать – будем сажать! Правильно! И все вообще теперь будем делать, бм, по закону! А, Степан? Согласен?

Тот пожимает плечами не глядя.

– Тогда, во-первых, значит, ружьишко придется изъять, – замечает лейтенант между делом, сдергивая с вешалки шинель. – Где у тебя ружьишко-то, Степан Никитич?

Вопрос совершенно излишен, поскольку тускло сияющая "ижевка" висит на самом виду – над диваном.