Вернувшись в Краснодар, он помыкался какое-то время без денег и без работы. Страна начинала другую жизнь, несоветскую, но пока ещё и непонятно какую. На каждом шагу вырастали кооперативные ларьки с разложенным там пёстрым разнокалиберным барахлом, открывались частные кафе-забегаловки, видеозалы предлагали посмотреть американский боевик, недоступный ранее. Но всё это требовало денег. А денег не было.
Походив и осмотревшись, Андрей отправился на фабрику. Здесь платили мало, но платили. Замызганного вида рабочие колотили ящики с утра и до вечера. Когда близко не было видно начальника, воровато оглядывались и разливали по стаканам водку. Самых неподвижных клали после где-нибудь между ящиками. Периодически попадались. Пузатый дядя-начальник в таких случаях изображал гнев, взывал к совести. Но никого не увольнял. Ограничивался порицанием.
Андрей водку не пил. Отказывался. Понимал, что если начнёт — это станет для него концом. Идя домой с фабрики с тяжёлым чувством рассматривал сытую уверенную физиономию владельца какого-нибудь ларька. Со злостью в душе отмечал, что тот — явно нерусский. Думал, с какой радостью он, Андрей схватил бы торговца и протащил носом по тротуару. Он начинал не любить жизнь. Он начинал не любить людей.
Засыпая, Андрей слышал удары — как молотки колотят по шляпкам гвоздей. Он переворачивался и мучительно выбирал позу, чтобы перестать слышать это и наконец уснуть.
Однако, год был позади. Андрей опять паковал чемоданы, собираясь в Москву. На душе скребла муть. Предчувствие неудачи. Андрей знал, что если прогорит теперь, следующий раз прийдётся нескоро. После двух лет…
Советская армия. Андрей ненавидел это звукосочетание. Самые мерзкие ассоциации возникали в мозгу. Озверевшая морда ублюдка-«дедушки», пинающего его сапогами. Чьи-то зловонные портянки, которые надо выстирать, иначе будут макать головой в унитаз…
Андрею казалось, что он готов лучше — в бега, пусть его ловит милиция. Даже тюрьма не представлялась такой мрачной и беспросветной.
И снова Андрей приехал в Москву. Столица выглядела всё той же — ко всему равнодушной, бессмысленно суетящейся. Никому до него здесь не было дела. Андрей понимал, что он лишний. И не только в Москве, а вообще — в жизни.
В этом сплошном зверском круговороте Андрей не находил своего места. И, наверное, вообще всё зря. Зря он родился.
Снова университет. Андрей опять идёт по этому коридору. Он узнаёт стены, узнаёт портреты вокруг. Андрея не узнаёт никто. Он тут не нужен, неинтересен.
Потом опять — аудитория. Сонный преподаватель скучно глядит на него сквозь очки. Глядит так, как если бы глядел на муху.
И если в тот раз Андрей подавал документы на механико-математический факультет, то сейчас, подумав и сделав выводы, подал на филологический. Он слышал, что тут постоянные недоборы. Первый экзамен — русский язык. Преподаватель глядит на Андрея, ждёт, когда тот начнёт говорить. Но Андрей молчит. У него хоровод в мозгах. Все эти суффиксы с приставками, сложноподчинённые и сложносочинённые предложения — всё перемешалось, всё перепуталось.
Андрей добросовестно занимался, просиживал за книгами и тетрадями все вечера. Он был уверен, что ответ на вопрос знает. Надо только собраться, сконцентрироваться…
Солнце било в окно. Какие-то дети бежали куда-то по улице. Троллейбус. Деревья… Андрей не знал, что отвечать. Он молчал.
Преподаватель скучно постучал по столу ручкой, перелистал что-то. И Андрей услышал другой вопрос. Это — конец. Даже если он ответит правильно, выше «тройки» уже не поставят. Конец.
Андрей не смог ничего ответить. Снова закружился яростный хоровод мыслей. Опять — троллейбус в окне, дети на улице… Преподаватель развёл руками.
Андрей на него не обиделся. Что тот, и правда, мог сделать?
Опять он брёл через шумный университетский коридор. Всё — тоже самое, как год назад.
А потом долго стоял на улице, на солнцепёке, не в состоянии очухаться и прийти в себя.
Из этого состояния Андрея вывел голос, женский голос, прозвучавший откуда-то из-за спины.
— Эй, мальчик!
Он сразу не понял, что обращаются к нему. Как-то машинально, не задумываясь, обернулся. И увидел женщину, темноволосую приятного вида. Джинсы — «фирма». Ковбойская рубашка. На вид незнакомке было лет, может, 35. Женщины, которым по столько, обычно скрывают свой возраст… Она мило и очаровательно улыбнулась. Подошла ближе.
— Добрый день, — сказала женщина. — Меня зовут Надя. Я работаю в агенстве фотомоделей. Мы ищем людей, и, ты знаешь…
Андрей стоял, как оглушенный. Он не понимал ничего.
— …я увидела тебя, и сразу стало ясно: вот — кто нам нужен. Мы хорошо платим. Если тебе интересно это, — Надя достала из сумочки блокнот и быстро черкнула там что-то, — позвони, когда захочешь.
Она вырвала листок и сунула его Андрею.
До встречи, — сказала, убегая.
Андрей проводил её ошарашенным взглядом. Молодая женщина залезла в «иномарку», припаркованную на другой стороне улице. Андрей посмотрел на листок в руке. Потом опять туда, где только что стояла «иномарка». Машины не было уже. Укатила. Что всё это значит?.. Бред какой-то.