Альфред Нобель. Биография человека, который изменил мир

Петроградская сторона на самом деле представляла собой остров, и в 1840-х годах считалась окраиной города. В квартале, куда переехали Нобели, соседствовали овощные грядки, заводы и бараки рабочих. Здесь почти не ощущался пульс столицы, жизнь большого света с театрами и ресторанами. В очерке 1844 года Петроградская сторона описывается как место, где даже весьма небогатый чиновник мог за бесценок приобрести болотистый участок земли, постепенно отстроить себе деревянный домик из дешевых материалов и потом, выйдя на пенсию, убеленный сединами, коротать там остаток дней. «Таким образом росла эта странная часть города, состоящая почти исключительно из маленьких домишек … с зелеными ставнями, всегда с садиком и цепной собакой во дворе. За хлопчатобумажными занавесками на окнах можно было различить горшки с пеларгонией, кактусами или китайской резедой – и клетку с канарейкой или чижом. Короче говоря, патриархальный, идиллический деревенский мир» – так говорится в другом описании Петербургской стороны того же времени¹⁹.

В темное время года Петербургская сторона оказывалась отрезанной от города, поскольку постоянных мостов тогда не существовало. Как только лед наконец-то сходил, все с нетерпением ждали, пока комендант Петропавловской крепости первым пересечет Неву в своей лодке. По традиции он должен был войти в Зимний дворец, протянуть царю кубок с водой из Невы и вернуться на причал с серебряной монетой, полученной взамен. Это был сигнал к началу навигации.

Водную гладь мгновенно заполняли парусники и гребные лодки. Устанавливались понтонные мосты, после чего уличные торговцы, бродячие музыканты и артисты рассредоточивались в лабиринте улиц на Петербургской стороне. Приезжали в своих экипажах городские жители, желавшие взглянуть на сады и вкусить деревенской жизни, – те из них, у кого не было собственных дач.

Летом здесь пасли скот. Популярным развлечением были гусиные бои на реке Карповке к северу от дома Нобелей. На Сытном рынке всегда продавались свежая рыба и мед. Там теснились огромные бочки с черной икрой, а когда подходил сезон, предлагались «русский виноград» (клюква) и грибы. Если же человек покупал водку, то ему нередко предлагали закуску в виде ложки черной икры совершенно бесплатно.

Петербургская сторона оживала, но и лето не обходилось без своих напастей. Горожане с ужасом упоминали клубы пыли, кружившиеся по улицам, и мучительные нашествия комаров. Правда, магические «белые ночи» Петербурга многое скрашивали, но они очень быстро заканчивались. Едва листья начинали желтеть, свет и тревожность отступали.

А вот жизнь продолжалась. Наступала осень, а вместе с ней и наводнения, порой превращавшие дома в руины и уносившие иногда человеческие жизни. В эту пору немалая часть Петербургской стороны превращалась в непроходимое болото, и ни один извозчик не соглашался отвезти путника на эти плохо освещенные улочки, «в это царство толстой и безбрежной, никогда не высыхающей грязи».

Однако набережная Большой Невки, где теперь проживала семья Нобель, считалась местом куда более изысканным. Чем ближе к Невке, тем больше аристократов, тем меньше позабытых актеров, мелких чиновников, никому не нужных поэтов и несчастных вдов, которых так много водилось в округе.

Наступала зима, дышавшая холодом на всех без разбору, а с ней – сырость, жестокие восточные ветры и непроглядная тьма – то время года, когда даже самые терпеливые жители Петербурга впадали в зимнюю спячку или же пробирались по темным улицам с фонарями в руках, избегали выходить из дому без надобности и проводили время, устраивая у себя дома небольшие балы.

Город, в котором рос Альфред Нобель, современники описывали так: «…из 365 дней в году 162 мерзнешь беспрерывно, 59 мерзнешь только по утрам и вечерам и 144 дня – без мороза». Согласно статистике, количество солнечных дней в Санкт-Петербурге в течение всего года не превышало 60²⁰. В этом городе стук копыт постоянно заглушали звуки царских военных парадов, нередко столь частых, что они влияли на атмосферу в городе. «Этот гранит, эти мосты с цепями, этот навязчивый бой барабанов, все это подавляет и угнетает», – сетовал писатель-оппозиционер в 1846 году²¹.

* * *

Мало что известно о настроениях, царивших в семье Нобель в детские годы Альфреда. Несколько лет спустя в одном из своих стихотворений он сам набросает портрет счастливых родителей. «Мать – в объятьях своего супруга: / Нежные объятья скажут вновь, / Что ему мила его подруга, / И, как прежде, их цветет любовь». Очень тепло будет он описывать родителей, чья «верная забота заложила / На годы нежность в сердце у детей»[12]. Легко предположить, что писал он этот образ с Иммануила и Андриетты.