Альфред Нобель. Биография человека, который изменил мир

В Англии колеса вращаются быстрее, чем где бы то ни было, отмечает Бремер. Лондон буквально лопался от давления урбанизации. Британская столица с ее двухмиллионным населением вдвое превосходила Париж и была более чем в четыре раза больше Санкт-Петербурга. В Англии количество населения, проживающего в городах, сравнялось с численностью населения в сельской местности, что само по себе было уникально. Железнодорожное сообщение было самым современным и самым интенсивным в Европе, а во время выставки локомотивы выстраивались в очередь у лондонских вокзалов. Извозчики стояли в четыре ряда, готовые отвезти посетителей в Хрустальный дворец, «роскошно распустившийся цветок благосостояния», если верить Фредрике Бремер.

В путевых заметках год спустя она проводит аналогию между моментом творения и Лондонской выставкой 1851 года, назвав ее новым призывом Бога ко всем народам на Земле: впервые с нулевого года «прийти и показать, что они сделали с тем капиталом, который получили в начале начал»⁷.

Шведский стенд находился в средней галерее, напротив русского. Если верить каталогу выставки, ни в том ни в другом творения Нобелей не показывали, однако они прекрасно вписались бы в шведский стенд среди образцов железной руды, позолоченных ножей для бумаги и тарелок с видами Королевского дворца. Бремер устыдилась за родную страну, решившую предстать «в простом пастушеском одеянии».

Единственный «шведский» продукт, достойный упоминания, она обнаружила в огромном американском павильоне. Это был тепловой двигатель – детище Джона Эрикссона, ньюйоркца шведского происхождения. О тепловой машине Эрикссона Бремер услышала от знакомых шведов в Нью-Йорке. Идея использовать в двигателе нагретый воздух вместо пара показалась ей гениальной. Того же результата можно было достигнуть, используя куда меньше горючего и, по ее словам, с гораздо меньшим риском взрыва. И вот двигатель Эрикссона впервые выставляют в Европе, хвасталась Бремер, разразившись панегириком на 150 строк, восхвалявшим гений Джона Эрикссона. Скоро пар уйдет в историю. Бремер слышала, что Джон Эрикссон пообещал вернуться в Швецию, если его изобретение окажется удачным⁸.

Джон Эрикссон, которому на тот момент исполнилось сорок восемь лет, сам в Хрустальном дворце не присутствовал. Фредрике Бремер и прочим заинтересованным лицам пришлось общаться с его представителем в витрине № 146. Если ее пути где-то и пересеклись с путями братьев Нобель, то скорее всего именно там. Ведь тепловой двигатель Джона Эрикссона являлся главной причиной предстоящей поездки Альфреда Нобеля через Атлантику.

Когда Всемирная выставка в Лондоне завершилась, Джон Эрикссон был удостоен почетного третьего места в одной из номинаций, однако не за тепловой двигатель, а за барометр с встроенной сигнализацией.

* * *

25 февраля 1852 года Альфред Нобель покинул Ливерпуль. В Америку он отправился тем же путем, что и большинство мигрантов из Европы, которые в те времена массово устремлялись на поиски удачи по другую сторону Атлантики. Однако он путешествовал совсем в других условиях. Эмигранты, спасавшиеся от нужды, теснились на переполненных парусных судах, которым требовалось пять-шесть недель, а то и более, чтобы добраться до Нью-Йорка. Инфекционные заболевания и питание протухшими продуктами обычно уносили по пути немало жизней. Молодой Альфред плыл на судне Arctic – бриллианте среди новехоньких колесных пароходов судоходной компании Collins Lines. Пароходы совершили революцию в морском сообщении через Атлантику. Во время перехода в Европу в том же месяце роскошный корабль Arctic побил рекорд скорости, газеты восхищались им за то, что он пересек Атлантику всего за девять дней и 17 часов⁹.

Юного Альфреда, путешествовавшего в салонах, где стены украшали панели из полированного дерева благородных сортов, ждала весьма приятная поездка, особенно учитывая тот факт, что сезон закончился и судно отнюдь не было переполнено. В меню завтрака указывались такие деликатесы, как телячья печень и голубь, а девять штатных поваров взяли на себя заботы о том, чтобы и прочие четыре приема пищи в день соответствовали уровню лучших ресторанов Нью-Йорка. В перерывах пассажиры, удобно устроившись в кресле, могли убивать время за игрой в карты и дегустацией изысканных вин и шампанского.

Вероятно, весь этот комфорт стал причиной удивления поэта Альфреда тем, что «огромный Океан» оказался совсем не таким большим, как он его себе представлял¹⁰.