Алгебраист

Однако на протяжении последнего года, или около того, отмечалось незначительное учащение набегов (впервые за два века был отмечен годовой прирост, а не падение), которые теперь носили несколько иной характер по сравнению с прежними, привычными. Теперь нападениям подвергались уже не только военные части, сооружения или инфраструктура — был уничтожен кооператив, который вел разработки минералов в кометном облаке, исчезли несколько кораблей, а некоторые были обнаружены без экипажа, пустыми или оплавленными. Один небольшой круизный лайнер пропал между Наскероном и самым внешним из газовых гигантов системы, а полгода назад одиночный тяжелый корабль-снаряд неожиданно появился в самом центре системы: он перемещался со скоростью восемьдесят процентов от световой и направлялся прямо к Боркилю. Его легко перехватили, но сам факт не мог не вызывать беспокойства.

Словиус снова завихлял в своем кресле-ванной, расплескав немного воды на деревянный пол.

— Есть ли что-нибудь такое, что тебе не разрешено говорить нам, племянник? — спросил он, произведя при этом беспокойный звук, похожий на сдавленный смех.

— Ничего конкретного. Я ни с кем не должен говорить о том, что мне стало известно, кроме как… в целях выполнения моей миссии, которая на данный момент состоит в том, чтобы попасть в Боркиль завтра к пятнадцати часам. Я, как видите, решил истолковать это как разрешение поговорить с вами тремя. Хотя и прошу сохранить наш разговор в тайне.

— Что ж, — сказал Словиус, булькнув горлом. — Возьми мой суборбитальный — доберешься на нем до Пирринтипи-ти, а там сделаешь пересадку.

— Спасибо. Но они сказали, что транспортировка обеспечена.

— Из Навархии сообщили, что вылет отсюда в половине четвертого завтрашнего утра, — подтвердил Верпич. — Им придется перенести вылет, если они должны доставить тебя в Сепекте к пятнадцати часам завтрашнего дня, — добавил он, шмыгнув носом. — Вам придется на протяжении всего пути выносить пяти- или шестикратные перегрузки, Фассин Таак. — Мажордом Верпич улыбнулся. — Предлагаю вам немедленно начать регулировать прием жидкой и твердой пищи в соответствии с этим.

— И тем не менее мы подготовим и мой корабль, — сказал Словиус, — на тот случай, если их транспорт припоздает или окажется чересчур примитивным. Позаботьтесь об этом, мажордом.

Верпич кивнул.

— Дядя, позвольте поговорить с вами, — сказал Фассин, когда общая встреча закончилась.

Он надеялся переговорить со Словиусом до начала совещания, но дядюшка прибыл вместе с Верпичем, и вид у него при этом был энергичный и воодушевленный, тогда как Верпич казался взволнованным и обеспокоенным.

Словиус кивнул мажордому и Олми. Через несколько секунд Фассин и его дядюшка остались в кабинете один на один.

— Да, племянник?

— Когда вы сегодня утром спрашивали меня о моей последней экспедиции, пока загружалась представительская проекция…

— Что мне было об этом известно?

— Да, именно это я и хотел спросить.

— Я сам получил простой, хотя и в высшей степени закодированный сигнал с техкорабля, сообщавший о загрузке проекции. Этот сигнал имел форму личного послания от первого инженера корабля, моего старого приятеля. Он — кускунде; много веков назад у меня была курсовая работа по их физическим и языковым особенностям. И хотя в послании ничего такого не говорилось, у меня создалось впечатление, что это каким-то образом связано с результатами твоей последней экспедиции.

— Понятно.

— Твоя представительская проекция не сообщила ничего, что могло бы подтвердить это?

— Ничего. — Фассин помолчал. — Дядя, у меня неприятности?

Словиус вздохнул.

— Если позволишь мне выразить предположение, я бы сказал, что напрямую никакие неприятности тебе не грозят. Однако должен признать, у меня есть отчетливое и тревожное чувство, что в действие приведены очень большие, очень громоздкие, очень важные колеса механизма управления. А на пути этой машины, как учат нас уроки истории, лучше не стоять. Даже не имея в виду ничего дурного, она и не заметит, как — в лучшем случае — сведет на нет смысл жизни отдельной личности.

— В лучшем случае?

— В лучшем. А в худшем — отдельные жизни перемалываются и становятся смазкой для этих колес. Тебя удовлетворяет мое объяснение?

— Ну… можно сказать и так.

— Что ж, тогда надо признать, что мы оба одинаково пребываем во мраке. — Словиус осмотрел перстень, надетый на один из его коротеньких пальцев. — А во мраке лучше всего спать. Предлагаю и тебе.

— Ну что же, Фассин Таак, — живо сказал Верпич, дожидавшийся Фассина за дверью, — наконец вы сделали что-то такое, что производит на меня впечатление. Благодаря вам мы, кажется, не только начинаем жить интересной жизнью, но еще и привлекли к себе внимание властей предержащих. Поздравляю.

Они сидели на вполовину накачанных спальных мешках, опершись спунами о корпус флаера.

— Он никогда тебе не говорил об этой школе выживания? — спросил Фассин.

Тайнс отрицательно покачала головой.

— Нет.