Алгебраист

С лилового неба, видного между кривой линией горизонта на востоке (холмы, дымка) и нависающей громадой газового гиганта, планеты Наскерон, что заполнял бо́льшую часть небосклона – переливаясь всеми цветами спектра, от ярко-желтого в пеструю крапинку и далее, сплошь исполосованного и опоясанного беспорядочными текучими завитками, – светило солнце.

Почти прямо над нами геостационарное зеркало отражало единственный резкий, желтовато-белый луч, рассекавший самую большую грозовую зону на Наскероне: она тяжело двигалась по небу, как оранжевато-коричневый синяк размером в тысячу лун.

– Доброе утро, главный садовник.

– Доброе утро, смотритель Таак.

– И как поживают наши сады?

– В основном, я бы сказал, неплохо. Для весеннего времени они в хорошей форме.

Я, естественно, мог бы рассказать об этом и в бо́льших подробностях, но сначала хотел понять: может, смотритель Таак заговорил со мной просто из вежливости.

Он кивнул на воду, струящуюся вокруг моих нижних конечностей:

– Вам это ничего, ГС? Я смотрю, ручей тут такой резвый.

– Я тут надежно зацепился и стал на якорь, спасибо, смотритель Таак. – Я помедлил (и во время паузы услышал, как чуть дальше в саду кто-то маленький и легкий бежит по каменным ступеням к гравиевой дорожке), а потом, видя, что смотритель Таак продолжает одобрительно улыбаться мне, добавил: – Вода сейчас высока, потому что работают нижние насосы, пускающие ее по кругу, чтобы мы пока могли очистить одно из озер от плавучих сорняков.

Человечек все приближался, в двадцати метрах от нас добрался до дорожки и теперь бежал, разбрасывая гравий.

– Понятно. А я как-то и не подумал, что в последнее время было много дождей. – Он кивнул. – Ну что ж, хорошей вам работы, ГС, – сказал он и повернулся, чтобы идти, но тут увидел того, кто бежал к нему.

По частоте шажков я решил, что это девочка Заб. Заб еще в таком возрасте, что для нее естественно бегать с места на место; она это и делает, если только не получит замечания от старших. Но мне показалось, что на сей раз она бежит как-то по-особому. Смотритель Таак улыбнулся и одновременно нахмурился, глядя на девочку, когда та резко остановилась перед ним на дорожке, – одну руку она прижала к груди своего желтого комбинезона и согнулась чуть не пополам, чтобы пару раз притворно глубоко вздохнуть. Длинные розовые кудряшки плясали вокруг ее лица. Потом она вздохнула еще раз, еще глубже, чем прежде, и, выпрямившись, сказала:

– Дядя Фассин! Дедушка Словиус говорит, что у тебя опять связь отключена, и если я тебя увижу, то чтобы сказала, чтобы ты сразу же шел к нему!

– Так, значит, и говорит? – спросил, улыбаясь, смотритель Таак.

Он наклонился и, взяв Заб под мышки, поднял ее до высоты своего роста. Розовые туфельки девочки оказались на уровне его пояса.

– Да, так и говорит, – сказала она, шмыгнув носом. Она посмотрела вниз и увидела меня. – Ой, здравствуйте, ГС.

– Доброе утро, Заб.

– Ну что ж, – сказал смотритель Таак, еще чуть подбросив девочку, а потом опустив прямо себе на плечи. – Давай-ка пойдем и выясним, что нужно старику, а? – Он пошел вниз по тропинке к дому. – Как тебе там, наверху, не страшно?

Она обхватила руками его голову и ответила:

– Не-а.

– Только смотри, чтобы не задеть за ветки.

– Ты сам смотри, чтобы не задеть за ветки, – сказала Заб, потирая костяшки пальцев о каштановые кудри смотрителя Таака. Она повернулась и махнула мне. – Пока, ГС!

– До свиданья, – крикнул я им вслед.

– Нет, это вы смотрите, чтобы не задеть за ветки, юная леди.

– Нет, это вы смотрите, чтобы не задеть за ветки!

– Нет, это вы смотрите, чтобы не задеть за ветки.

– Нет, это вы смотрите, чтобы не задеть за ветки…

1 Осенний дом

Оно думало, что здесь будет безопасно, что здесь оно будет не так заметно: черная промороженная пылинка в широчайшем покрывале ледяного ничто, крапчатым кружевом наброшенного на систему. Но оно ошибалось – здесь было опасно.