Алгол

— Правильно милая, я больше всего на свете хочу, чтобы ты сняла с него шкуру, чтобы он страдал в твоих руках. Я ведь знаю, как ты любишь доставлять рабам боль, только вначале нужно завладеть его разумом.

— Я даже не мечтала заполучить эргла. Что-то в этом есть.

— А еще неплохо разузнать какой он пользуется магией. Я не чувствовал его маску. Это была не просто иллюзия, это была неописуемая, плотная магия. Затрудняюсь даже предположить, что это такое. Может из-за этих знаний он так важен для эрглов? Если я прав, его нельзя возвращать ни в коем случае. Мы должны заполучить все. Все секреты эрглов, все их знания, ничего не должно достаться этим высокомерным ублюдкам.

— Твоя ненависть к ним только возросла, — усмехнулась эльфийка.

— Только не говори, что ты стала испытывать к родителям теплые чувства.

— Нет. Я ненавижу их так же, как и прежде. И твой подарок, оказывается не так уж плох. Теперь, когда первое потрясение прошло, и я выслушала твой план, я благодарю судьбу за такой подарок.

— Я знал, что не ошибся в решении передать его именно тебе, — эльф приобнял девушку за талию. Она грациозно прильнула к нему, поцеловав в губы.

— Ты вновь наносишь раны на мое сердце.

— Это только начало. За такой подарок ты заслуживаешь большего и не вздумай возражать, я так долго тебя ждала.

Тела эльфов сливаются в страстных объятьях. Сегодня будет их ночь, ночь настоящей страсти, а тело эргла поблизости лишь добавит остроты ощущениям.

Глава девятнадцатая

Свет, исходящий от многочисленных лампад, взволнованным морем переливался по потолку храма. Храм не блещет богатством. Здесь нет расписных потолков, икон или позолоты. Алдона открыто не запрещает, но посвященные чувствуют, что внешний блеск не отражает внутренней сути веры. Аскетизм, как визитная карточка говорит, что важен только свет. Свет в мире, свет в душе каждого, никак иначе. Язычки пламени в лампадах не были белыми в отличие от истинного света. Истинный свет в храме исходил лишь из статуи Алдоны. Красивая, стройная женщина в легкой тунике, с обнаженной грудью. Ее тело было совершенно, скульптор не упустил ни одной мельчайшей детали. Правда, имени скульптора никто не знал. В летописях хранились записи, что каменные изваяния появились во всех храмах в одночасье. Тут среди слуг богини ходили разнотолки, а тревожить саму Алдону по таким пустякам никто не решался. Не каждый имел необходимый ранг посвящения, чтобы призвать Богиню. Те, кто удостоился чести призывать Алдону, не докучали богине по пустякам. Сегодня, человек, стоявший в центре храма, собирался духом, чтобы отбросить последние сомнения.

Медленные шаги в сторону статуи. Шорох рясы не слышен на каменном полу. Звук мягких сандалий остается под рясой, не нарушая тишины храма. Посвященный будто плывет по мраморному полу. Он тут один, никто не должен присутствовать при ритуале. Были случаи, когда слишком любопытные испытывали на себе гнев несущей свет, но эти времена канули в лету. Глупцам не место рядом с Богиней.

Подняться по ступеням к самой статуе. Места на постаменте нет, приходится стоять на несколько ступеней ниже источника света, источника веры. Все сделано так, чтобы проситель всегда был ниже богини. Это не ее прихоть, так решили первые слуги госпожи. Мантур считал, что они правы. Даже с его уровнем посвящения, кто он такой, чтобы стать с ней на один уровень. Да, он приближен, но любая ошибка может отбросить его к подножью ступеней. Сегодня он боялся именно этого. Оставалось надеяться лишь на благоразумие светлой, на ее благосклонность.

Ладони Мантура сближаются, заставляя энергию света вливаться в небольшой шар. Минута накачки и энергия из шара направляется к статуе, окутывая ее, заставляя засветиться ярче. Мысленный посыл к Богине с просьбой почтить его своим вниманием. Все, как она учила. Седьмой призыв Алдоны, а он волнуется, будто в первый раз.

Контур света вокруг каменного изваяния дрогнул. Многих пугала оживающая статуя, но не Мантура. Он видел глубже, чем непосвященные. Сейчас потоки света соткутся в настоящее тело, она выйдет к нему, чтобы вершить свой суд.

— Рада тебя видеть Мантур, — раздался в голове священника приятный женский голос. — Ты взволнован, что стряслось? — голос Богини полон участия, она переживает за него.

О, Алдона. Она переживает, за такое ничтожество, как он. А он вынужден огорчать ее неприятными известиями. Душа Мантура просто кричала от раздираемой его боли.

— Прости нас, о светлоликая, — он уже стоял на коленях, а теперь пытался поцеловать ее ноги. Он знал, какое блаженство охватывает тело после прикосновения к первозданному свету.

— Чтобы простить, я должна узнать, что произошло. Поднимись и расскажи все по порядку, — хрупкие руки, сотканные светом, коснулись плеч в сутане, наполняя тело священника божественным теплом.