- Когда я решил, что для работы с номерами мне нужен человек, способный эффективно действовать, то единственным приемлемым для меня вариантом такого человека был обычный наемник со специальной подготовкой – бывший секьюрити, полицейский, или военный. Изначально я не собирался посвящать этого человека во все тонкости, касающиеся номеров, он должен был просто выполнять мои указания и получать за это деньги. Кандидатура Гарри Кьюсака показалась мне вполне подходящей: он только что уволился из армии, у него были финансовые трудности и проблемы с адаптацией. Некоторое время Кьюсак работал на меня, и мы даже успели помочь кое-кому. Но в какой-то момент я понял, что мне не нужен просто наемник. Мне нужен человек, который будет заинтересован в том, что мы делаем, так же сильно, как и я сам. Я уволил Кьюсака, помог ему встать на ноги и вернуться к семье. А потом появился ты - человек, которому была нужна эта работа не ради денег. Нет, ты не марионетка, Джон. Ты - наилучший выбор из всех возможных, но, одновременно, ты моя самая большая ошибка. Потому что каждый раз, когда, во время очередного задания, твой голос звучит по нашему внутреннему каналу связи, я думаю о том, что ты можешь умереть в любой момент, и когда-нибудь я услышу, как ты умираешь где-то там, и ничего не смогу сделать, абсолютно ничего. И каждый раз, когда я собираюсь сказать тебе, что все кончено, что тебя ждет кругленькая сумма на счету и билет на самолет туда, где тепло и безопасно, ты говоришь мне спасибо за то, что я дал тебе эту работу, или каким-либо иным способом даешь мне понять, насколько она для тебя важна и нужна, и моя решимость мгновенно тает, и… я понимаю, до какой степени мне не хочется с тобой расставаться.
Он произносит все это практически на одном дыхании; Риз слушает, не шевелясь, сцепив пальцы рук до побелевших костяшек, а его неподвижное лицо похоже на гладкую поверхность воды, застывшую в ожидании бури. Его эмоции как будто отключились на время, оставив лишь звенящую пустоту и пульсацию крови в висках. А когда Финч, попытавшись сделать очередной вдох, начинает вдруг судорожно кашлять и обморочно откидывается на подушку под аккомпанемент тревожного писка кардиомонитора, острое чувство страха и вины наваливается на Риза снежным комом. Он тянется к кнопке вызова врача, но Мэдди появляется в палате раньше, чем он успевает ее нажать, и, наградив его сердитым взглядом, бесцеремонно выдворяет вон.
Фаско, что караулит снаружи, примостившись на кушетке, разглядев выражение его лица, мигом подхватывает костыли и ретируется куда подальше, Риз, невидяще глядя перед собой, шагает по коридору, не совсем понимая, куда именно он направляется. Завернув в туалет, открывает кран и долго плещет себе в лицо холодной водой, потом глядит в зеркало, и собственное отражение кажется ему незнакомым и абсолютно чужим.
Солнце ощутимо припекало плечи под модным кремовым пиджаком, а узкие поля панамы не особенно хорошо защищали глаза от яркого света, заставляя щуриться. Подошвы дорогих летних туфель звонко щелкали по брусчатке, далеко разнося звук шагов, и стайки голубей взмывали в воздух, воркуя и шелестя крыльями. Судя по легкости ходьбы, ему здесь по-прежнему восемнадцать, только в то время он не носил дорогих костюмов, да и в Италии он впервые побывал гораздо позже. Площадь Сан Марко в Венеции стала одним из его излюбленных мест, здесь он неторопливо прогуливался в толпе туристов, как будто растворяясь в атмосфере всеобщей беззаботности, кормил голубей и ел мороженое.
Архитектор обнаружился в самом центре площади: присев за один из пустующих столиков летнего кафе, он неторопливо рассыпал по земле рисовые зернышки. Птицы, толпившиеся у его ног, тут же кидались на добычу, отталкивая друг друга. Приглядевшись, Гарольд с удивлением обнаружил, что среди птиц были не только голуби, а еще и множество других: ворон, скворец, перепел, цапля, зяблик… Сакральный смысл этого зрелища заставил его невольно улыбнуться и покачать головой. У Архитектора явно имелось чувство юмора, хотя на первый взгляд, это было не заметно. Подняв голову, Архитектор помахал ему рукой, приглашая подойти поближе, привычно улыбнулся. Гарольд вдруг подумал, что улыбается он каждый раз одинаково, как тот парень с обложки журнала про бейсбол, в точности до микрона. Машина. Не человек. Отчего-то эта мысль вызвала у него ощущение мурашек по коже, хотя он всегда думал, что с машинами ему куда легче иметь дело, нежели с людьми.