Алгоритмы истории

— человек не может трудиться, не имея в голове идеального результата и плана деятельности. Поэтому прежде, чем начать что-либо производить, человеку было необходимо очень долго заниматься «наукой: накапливать информацию, знания. «Наука», «искусство», «политика» — понятия многозначные. «Наука» как исторически определенный тип знания, «искусство» как исторически определенный тип художественной деятельности, складывающийся параллельно с наукой (и политикой в современном значении), возникают действительно очень поздно. «Наука» как опыт, «искусство» — как создание неких символов, «политика» — как регулирование отношений в сообществе и между сообществами — задолго до производства. Поэтому вряд ли исторично ссылаться на невозможность занятий «наукой» или «искусством» без созданных трудом средств существования в качестве обоснования трудовой концепции антропогенеза и строить теорию исторического развития, логичность которой — не более чем иллюзия, создаваемая манипуляциями с терминологическими и обыденными значениями слов.

  Но если за начало детерминации исторического процесса принимается отчуждение, обусловившее переход от жизни по инстинкту к жизни по образу, то картина развития рисуется совершенно иначе и выглядит исторически достовернее. Все отношения: производственные, идеологические, политические и т. п. — вырастают не друг из друга (то есть невозможно одни из них считать причиной, а другие — следствием), а вместе, из единого корня–образа, в котором они существуют в зачаточном виде. Поначалу они очень плотно слеплены: образ деятельности однозначно и жестко связан с образом жизни, характером отношений в сообществе, любое орудие является одновременно фетишем, а фетиш — орудием, технология является идеологией, все имеет нерасчлененный практический и духовный, утилитарный и в то же время сакральный смысл. Затем пучок отношений, выросших из одного корня, дифференцируется; чем дальше от основания, от начала — тем сильнее дифференциация, сложнее и свободнее связь между трудовыми, экономическими, политическими, идеологическими и тому подобными отношениями. Эта связь имеет не механический (причинно–следственный), а органический, как во всякой живой системе, характер, то есть являет собой поливалентное взаимодействие факторов, из которых любой — в зависимости от обстоятельств — может оказаться «основным», доминантным. Такая картина полностью согласуется с фактами и исключает дискуссии о том, яйцо ли произошло от курицы или курица от яйца.

  Позже, когда мы будем рассматривать проблемы способов производства, формаций, классовых отношений и так далее, мы существенно удлиним цепочку условно–разделительных силлогизмов («если… то…»), пока же нам важно было всего лишь проиллюстрировать методологический смысл вопроса об отправной посылке теории исторического процесса. Ведь и сама теория в зависимости от выбора основания в одном случае окажется социально–экономической, а в другом — общесоциологической, культурологической (в широком смысле) теорией, хотя нас и может интересовать преимущественно ее социально–экономический срез.

   Повторим: Маркс и Энгельс считали, что их «исторический материализм» — не «учение», то есть не идеологическая доктрина, а научная («естественноисторическая») теория. Однако невольное, обусловленное состоянием науки середины XIX столетия смещение начала детерминации исторического процесса от причины, то есть отчуждения, к следствию, то есть труду, вызвало перекос в основании гениального замысла и во всем титаническом построении Маркса–Энгельса. Логическое развитие поразительных по глубине догадок вдруг порождало неразрешимые парадоксы и антиномии или же приводило к выводам, диаметрально противоположным истине; попытки примирить концепцию с фактами оборачивались противоречиями во внутренней структуре концепции, и так далее. «Трудовая» теория оказалась весьма неустойчивым построением, требовавшим внешних опор.

   Всего интереснее здесь роль немецкой классической философии. Смещение начала детерминации исключило возможность дать принципиальный ответ она вопрос о том, что является причиной развития самого труда, самого материального производства. Подобный вопрос теоретически некорректен, если сам труд мыслится началом начал и причиной причин. Чтобы справиться с этим затруднением, пришлось «перевернуть с головы на ноги» идеалистическую диалектику Гегеля, приписав производству имманентную способность к саморазвитию. Но увы: материалистический парафраз диалектической абстракции Гегеля — истории Абсолютно духа — сделал учение, основанное на трудовой концепции, специфической разновидностью хилиазма — учения о посюстороннем, земном царстве божием: хилиазмом индустриальной эпохи.

— Человека создал Бог, — внушает религия. — Первые люди жили а раю (тезис), были изгнаны из рая за грех познания добра и зла, обречены в муках рожать детей и в поте лица добывать свой хлеб (антитезис) в долгом пути искупления, борения с кознями темных сил и возвращения к Богу (синтез). История — развертывание божьего промысла.