Али-баба и Куриная Фея

— Меня! — Али-баба смеётся деланным смехом. — Ах так! — иронически восклицает он. — Значит, ты меня уже сосчитал? Фу-ты ну-ты! Не понимаю, как ты это сумел сделать!.. Я ведь только что поднял руку. Да, да. Сперва я решил воздержаться, а потом передумал. Изволь сосчитать мой голос. Я за Ренату.

Рената оборачивается к нему. Как странно он сказал это: «Я за Ренату», каким забавным тоном! Она улыбается.

Али-баба краснеет до ушей. Он прячет голову за печной трубой. «Теперь она поняла, как я к ней отношусь», — думает он, обрадованный и одновременно пристыженный.

Факир поглаживает подбородок. Сосчитал он Али-бабу или нет? Он пытается скрыть свои сомнения.

— Ты слишком поздно поднял руку. Твой голос не действителен. Голосование закончилось! — набрасывается он на Али-бабу.

— Слишком поздно? Фу-ты ну-ты! Где же это видано! Ты спросил только, кто «за» и кто «против». А тебе надо ещё было спросить, кто воздержался. Пока ты этого не сделал, голосование не кончилось. По-твоему, если ты не согласен с большинством, то можешь жульничать?

Факир бледнеет.

— Правильно. Его голос считается. Восемь «за», семь «против». Хватит торговаться! — кричит Заноза.

Слышен одобрительный шум.

Факир сдаётся.

— Хорошо, поступайте как знаете. По мне, так можете поднести Кабулке этот чертёж на серебряном подносе! — говорит он сердито.

Главврач больницы рассматривает на свету рентгеновский снимок. Он доволен. Бедренная кость срослась правильно.

— Доктор, выпишите меня, я здесь и так слишком долго провалялся.

Главврач усмехается:

— Тоскуете по Катербургу? Да? Терпение, дорогой мой. К своим ученикам вы вернётесь вовремя. Сначала вам ещё надо снова научиться ходить. Как только вы сможете состязаться с Затопеком, мы с вами возобновим этот разговор. Согласны? — И он потряс руку своему разочарованному пациенту.

Затопек! По правде сказать, Вальтер Бауман мог сделать всего несколько шагов. При этом он стискивал зубы от боли. Мускулы перестали ему повиноваться. Бауман готов был расплакаться. Он думал о своих учениках. Он знал, что они в нём нуждаются. Соревнование бригад, которое он начал проводить, снова заглохло. Клуб юных агрономов, по-видимому, совсем заброшен (Бауман не знал о проводимом учениками эксперименте, потому что они хотели сделать ему сюрприз). «Пора мне выходить из больницы…»

Воспитатель продолжал свои упражнения в ходьбе, каждый день увеличивая вдвое число шагов, хотя это очень изматывало его.

Сейчас Вальтер Бауман ковылял по «беговой дорожке» — так он в шутку называл больничный коридор, где упражнялся в ходьбе. Бауман был действительно неумолим к себе. Сегодня он решил дойти до комнаты сестёр и вернуться обратно в палату.

— Не перебарщивайте! Ничего не делается сразу, — сказала ему сестра Елена, которая ухаживала за ним со времени его поступления в больницу и сейчас, держа в руках лекарство, наблюдала за его упражнениями.

— Я знаю, сестра. Вы просто хотите меня раскормить.

Его пальцы судорожно сжали набалдашник палки, на которую он опирался.

Надо идти дальше! Он заставил себя продолжать путь. Каждый шаг стоил ему больших усилий. Он судорожно глотал ртом воздух. «Совсем как дряхлый старик! Я стал настоящей развалиной!» — думал он.

Бауман остановился. Его взгляд скользнул по широкому, облицованному белым кафелем коридору, по его окнам и вычищенным до блеска плиткам пола. Какой длинный путь ему ещё предстоял! Дверь комнаты сестёр в самом конце коридора казалась ему чем-то далёким и недосягаемым! Да что там… Вальтер Бауман решительно двинулся дальше.

Навстречу ему шла младшая сестра Эрика, молоденькая девушка. Её серебристый смех заставлял даже тяжело больных забывать о своих страданиях. Эрика смеялась часто. Вот и сейчас на её щеках ясно обозначились две ямочки.

— У меня для вас кое-что есть, — сказала она, роясь в пачке писем и открыток, которые ей только что дали в канцелярии. — Вот вам письмо. «Господину бегуну на дальние дистанции. В. Точка. Бауману». Пожалуйста! — И Эрика, смеясь, сделала книксен.

Удивлённый Бауман взял письмо. От кого бы оно могло быть? Его жена писала ему раз в три дня длиннейшие письма, но её последнее послание он получил только вчера. Бауман вскрыл конверт и вынул оттуда исписанный с одной стороны лист почтовой бумаги. Прямой детский почерк показался ему знакомым. Он начал читать.