Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

Погонщики бросили верблюжьи удила и ринулись кто куда, спасая собственные шкуры. Охранники выхватили сабли и спешно окружили караван полукольцом, выставив перед собой копья, но было хорошо заметно, что нервы у них тоже на пределе — еще чуть-чуть, и они сорвутся со своих мест и разбегутся следом за погонщиками. Торговцы и владелец каравана метались меж охранников и верблюдов, голося и причитая во всю глотку и пытаясь спрятать, укрыть где-нибудь свой товар от жадных несговорчивых бандитов, но куда можно было спрятать такое количество тюков, кувшинов, корзин и сундуков в пустыне? Лишь верблюды оставались такими же непробиваемо-флегматичными, взирающими с высоты своего роста на непонятную и совершенно чуждую их размеренному существованию суматоху вокруг. Они смотрели на копошащихся у их ног людей и продолжали жевать свою жвачку. Наконец из-за горба бархана показалось черное воинство…

Паника в караване сначала усилилась еще больше, вой и причитания, казалось, достигли самых небес, но потом люди начали застывать на месте с выпученными глазами и отвалившимися челюстями. И было отчего! Такого им еще ни разу в жизни видеть не приходилось, да и вряд ли когда еще приведется.

Разбойники, все в черном, с развевающимися на слабом ветру плащами, достигали края бархана и, пришпоривая отказывающихся идти дальше лошадей, бросали их вперед и скатывались вниз с головокружительной высоты — отдельно люди, отдельно лошади. При этом разбойники смеялись, словно расшалившиеся дети, им, судя по всему, казалось это очень забавным. Внизу, у подножия бархана, разбойники кое-как поднимались на ноги и, покачиваясь из стороны в сторону, пытались сориентироваться и безуспешно выдернуть сабли из ножен — для этого им приходилось вращаться вокруг собственной оси, отчего они опять падали на песок, смеялись, катались по песку, держась за животы, и тыкали друг в друга пальцами. Некоторые из разбойников от смеха уже не могли подняться во второй раз, другим это удавалось, но они, пройдя несколько шагов, оступались и вновь падали. Третьи и вовсе занялись каким-то странным делом, не имеющим отношения к профессии разбойников и грабителей: они снимали с бледных лысых голов чалмы, обеими руками насыпали в них песок и, резко переворачивая, делали куличи. До каравана никому из разбойников не было совершенно никакого дела. Один из разбойников, самый молодой и безбородый честно пытался вразумить остальных, но его никто не слушал. Молодой, словно ошалелый, носился туда-сюда, ругался, уговаривал, подстегивал разбойников никому в караване неизвестными резкими словами, пытался расшевелить тех, кто решил вдруг вздремнуть и топтал куличики горе-строителей, но никто на него не реагировал.

Охранники каравана в молчаливом недоумении опустили оружие, переглядываясь и пожимая плечами. Некоторые из них начинали к чему-то принюхиваться, ведь разбойники появились с наветренной стороны, и очередной порыв горячего ветра донес до обоняния путешественников странные запахи, незнакомые правоверному мусульманину. Однако праведниками в караване оказались далеко не все.

— Да ведь они пьяны! — воскликнул один из торговцев, поводя носом.

— Что? Как? — не поверил ему владелец каравана. — Это невозможно!

— Да вы посмотрите на их рожи! Они красные, как… как задница павиана. Видать, разморило на солнышке! — захохотал охранник, стоявший впереди всех.

— Никогда не видел павиана, — честно признался хозяин каравана. — Но по-моему, очень похоже.

— Как же похоже, когда вы его даже не видели, почтеннейший Рахимбай? — усмехнулся торговец.

— Да какая разница, на что это похоже! — лишь отмахнулся тот. — Главное, они сегодня не будут на нас нападать.

— Вы так считаете? — не согласился с ним другой торговец — толстый, вечно потеющий Абдулла. — А мне кажется, этот странный молодой человек пытается идти в нашу сторону.

Тот, кого назвали молодым человеком, действительно приближался к каравану, волоча за собой по песку саблю, ставшую почему-то неимоверно тяжелой. Молодой человек тяжело дышал, из его распахнутого рта свешивался язык, остекленевшие глаза смотрели в одну точку, а его самого нещадно мотало из стороны в сторону. Сабля оставляла на песке причудливые зигзаги.

— Эй, вы, проклятые торгаши! — заплетающимся языком пробормотал Махсум. — Оставьте шмотки и мотайте отсюда подобру-поздорову — мы вас не тронем!

— Я что-то не понял, — Рахимбай повернул голову к Абдулле, обмахивающемуся свободно свисавшим концом чалмы, и удивленно вскинул брови, — это он нам?

— Мне кажется, этот презренный нахал, возомнивший себя разбойником, пытается оскорбить нас, — следом за Рахимбаем возмутился Абдулла. — Эй, охрана! — махнул он рукой. — Наставьте этого наглеца на путь истины. Только недолго, нам пора двигаться дальше.