Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

Махсум явился на прием к Главному сборщику налогов, когда солнце уже поднялось над верхушками пальм, росших под самыми окнами дворца. Войдя в комнату, куда их пригласил слуга, с поклоном указав рукой на дверь, Махсум в сопровождении своего телохранителя остановился у самого входа и в знак приветствия дернул подбородком. Ахмед, напротив, очень низко поклонился — страх перед влиятельными людьми в нем был неискореним, и, надо заметить, не без причины. Еще двое разбойников ввели в комнату трех рабов и замерли по обе стороны от них.

Сонный и злой, будто невыспавшийся хорек, Мансур восседал за дастарханом, лениво потягивая из пиалы зеленый чай. Гостям он из принципа не предлагал, лишь одним глазом мельком удостоил вошедших и отвернулся к окну, будто никого, кроме него в комнате не было. Кабинет, нужно сказать, слуги уже успели прибрать, начисто оттерев пол, стены, мебель и большую китайскую вазу, стоявшую в углу комнаты. Виновники ночного переполоха были все до единого пойманы и заключены в тесную клетку, стоявшую на окне, и теперь голуби, сидя друг у друга на головах, словно сельди в банке, недовольно лупили глаза на своего хозяина, явно не понимая, за что им вышла такая опала.

— Почему не кланяешься, как положено? — не поворачивая головы, спросил Мансур. Вопрос был явно адресован Махсуму, но тот и бровью не повел.

— С вашего позволения, оставим эти придворные глупости, — дерзко ответил ему Махсум, делая шаг вперед. — Мы с вами деловые люди, Мансур-ако, и поэтому давайте сразу перейдем к делу.

Мансур от такой наглости собрался было кликнуть стражу с острыми секирами — какой-то паршивый заносчивый юнец считает его ровней себе! — но сдержал свой гнев.

— Деловые? Возможно, но я не вижу, чтобы ты занимался делом, — Мансур допил чай и отставил в сторонку пустую пиалу. — Кого это ты мне припер сегодня?

— Это рабы, которых мы захватили, — гордо сказал Махсум.

— А это уже кое-что! — Мансур заметно повеселел, в глазах у него загорелись алчные огоньки. Он вскочил с подушек, быстро пересек кабинет и принялся едва ли не обнюхивать «товар». — Девчонка хороша, нет слов! — качая головой, прицокнул он языком. — Мальчишка тоже может сгодиться, но вот старик совершенно негоден, мда…

— Они идут одним комплектом!

— Как-как? — переспросил Мансур, поворачиваясь к Махсуму и сцепляя руки за спиной. — Комплектом? Что это еще значит — комплект?

— Это значит, что они идут вместе, в одной упаковке, — охотно пояснил Махсум Главному сборщику налогов. — Они родственники.

— Э-э, какое это имеет значение, — скривил губы Мансур, вглядываясь в изможденное лицо старика. — А остальные рабы? Они, верно, ждут во дворе?

— Это все, — коротко ответил Махсум, даже не поведя бровью.

— Как… все? — пошатнулся Мансур от такого заявления, схватившись за правый бок. — А остальные? Где остальные, я тебя спрашиваю, о моя несчастная больная печень?!

— Разбежались по милости тех коней, что вы нам всучили.

— Как это? — Мансура опять повело, и он отступил на шаг назад, теперь уже хватаясь за сердце. — Ты опять?.. — задохнулся он, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. — Опять, проклятый черный шакал, пытаешься обвинить меня в своих собственных неудачах?

— С вашего позволения, о великий, — влез с подсказкой Ахмед, любивший во всем точность, — его зовут Черный Махсум.

— Да начхать! — яростно взмахнул руками Мансур, наскакивая на Ахмеда. Тот мгновенно спрятался за спину своего предводителя. — Ты, презренный писака, отвечай: зачем писал мне письма ни о чем? Зачем спать не давал? Отвечай!

— Попрошу вас не повышать голоса на моего подчиненного, — Махсум выпятил грудь, заслоняя собой присмиревшего Ахмеда.

— Что? Да как ты?.. — опешил Мансур. — Как ты смеешь, сопляк, указывать мне — великому визирю нашего достославного эмира?! Да я тебя… Я тебя…

— Вы все сказали? — тем же спокойным тоном спросил Махсум, выслушав гневную тираду Мансура.

— Да! Нет! Не все! Я тебя…

— Оставим пустые угрозы, — прервал его Махсум, — и разберемся во всем по порядку.

— Да-да, — вновь оживился, потирая ладони, Мансур, — разберемся. Сейчас мы во всем разберемся! И, клянусь Аллахом, когда я дознаюсь до правды, тебе отрубят голову.

— Не будем спешить, Мансур-ако, сверкая пятками перед паровозом.

— Перед чем? — уставился на него в полной растерянности Мансур.

— Неважно! — не стал ничего объяснять Махсум. — Значит, так: во-первых, голуби. Вы зачем нам их дали?

— Да я это… чтобы… Чтобы вы посылали мне важные сообщения! — нашелся наконец Мансур, потрясая над головой кулаками. — Важные, понимаешь? А ты что мне слал?

— Но разве это не важно, что мы получили коней?

— Ты издеваешься надо мной, да? Какое мне дело, получил ты их или нет!

— Предположим. А то, что мы едва не опоздали из-за этих самых коней к каравану — это вас тоже не касается?

— Нет, почему же! Это касается, — закивал Мансур головой. — А при чем здесь мои кони?

— А это вы у своего белого вояки спросите, который не отдал нам коней, когда мы их потребовали.

— Как не отдал? — Мансур почувствовал, что начинает косеть. — Почему не отдал?