Али и Нино

– Русские ворвались в Баку, – спешно сообщил он.

Я кивнул, как будто предчувствовал это. Нино стояла за моей спиной.

– Как это случилось, Ильяс-бек? – услышал я ее слабый возглас.

– Ночью из Яламы прибыли поезда с русскими солдатами. Они окружили город и заставили сдаться парламент. Все министры, которым не удалось убежать, арестованы, а парламент распущен. Русские рабочие объединились со своими соотечественниками. Солдат в городе не было, а армия затерялась где-то на армянской границе. Я собираю партизанский отряд.

Я обернулся. Нино вернулась в дом, слуги впрягли коней в карету. Она собирала вещи, тихо беседуя с Куколкой на языке своих предков.

Мы поехали полями. Ильяс-бек сопровождал нас верхом. Вдалеке светились огни Гянджи, и в какой-то момент я почувствовал, как прошлое и настоящее сливаются в единое целое. Я смотрел на Ильяс-бека с кинжалом на боку, бледного и сосредоточенного. Нино сидела невозмутимо и горделиво, как несколько лет тому назад на дынном поле в Мардакяне.

Мы приехали в Гянджу посреди ночи. На улицах толпились люди со взволнованными и напряженными лицами. Солдаты с ружьями наготове стояли на мосту, разделявшем мусульманский и армянский кварталы. Фонари проливали свет на азербайджанское знамя, развевавшееся на балконе правительственного здания.

…Я сидел, прислонившись к стене большой гянджинской мечети, с тарелкой супа в руке и разглядывал усталых солдат, развалившихся во дворе. Рявкали пулеметы, их злобный шум доносился до самого двора мечети. Азербайджанская Республика доживала свои последние дни. Передо мной лежала тетрадка, которую я торопливо заполнял строчками, чтобы еще раз зафиксировать прошлое.

Восемь дней тому назад в нашей маленькой гостинице в Гяндже происходило следующее.

– Ты сумасшедший! – вскричал Ильяс-бек.

Было три часа утра. Нино спала в соседней комнате.

– Ты сошел с ума, – повторил он, расхаживая по комнате.

Я сидел за столом, и мнение Ильяс-бека меня интересовало в этот момент меньше всего на свете.

– Я останусь здесь. Придут партизаны, и мы станем сражаться. Я не собираюсь покидать свою страну. – Я говорил тихо, словно грезил.

Ильяс-бек стоял передо мной, печально и гордо поглядывая на меня:

– Али-хан, мы проучились в одной гимназии и на больших переменах вместе дрались с русскими. Я поскакал за тобой, когда ты отправился вслед за Нахараряном, и привез Нино домой в своем седле. Мы вместе сражались у ворот Цицианашвили. Сейчас же тебе следует уйти – ради Нино, ради себя самого, ради родины, которой ты снова можешь понадобиться.

– Если ты останешься здесь, Ильяс-бек, останусь и я.

– Я остаюсь потому, что одинок, потому, что умею командовать солдатами, и потому, что у меня за спиной опыт двух военных походов. Отправляйся в Иран, Али-хан.

– Я не могу уехать ни в Иран, ни в Европу.

Я подошел к окну. На улице горели факелы, и доносилось бряцание оружия.

– Али-хан, наша республика доживает свои последние дни.

Я равнодушно кивнул. Мимо окна проходили люди с оружием в руках. В соседней комнате послышались шаги. Я обернулся. В дверях стояла Нино с заспанными глазами.

– Нино, последний поезд в Тифлис отбывает через два часа.

– Да, давай собираться, Али-хан.

– Нет, едешь ты с ребенком. Я приеду позже. Мне нужно будет задержаться здесь. Но вы должны уехать. Сейчас все иначе, чем тогда в Баку. Все изменилось, и ты не можешь остаться, Нино. У тебя теперь есть ребенок.

Я продолжал увещевать ее, а Ильяс-бек, склонив голову, стоял в углу. Нино окончательно проснулась. Она медленно подошла к окну и выглянула. Затем посмотрела на Ильяс-бека, который постарался отвести взгляд. Она вышла на середину комнаты и склонила голову набок.

– А как же Куколка? – произнесла она. – Ты, значит, точно не едешь?

– Я не могу, Нино.

– Твой прадед погиб на гянджинском мосту. Я помню это еще из экзаменов по истории.

И вдруг, опустившись на пол, Нино, словно раненый зверь в предсмертной агонии, издала протяжный крик. Глаза ее были сухими, а тело била дрожь. Она громко застонала. Ильяс-бек выбежал из комнаты.

– Я приеду, Нино, приеду, обещаю тебе. Мне нужно задержаться лишь на несколько дней.

Нино продолжала стонать. Народ на улице пел гимн гибнущей республики.

Вдруг Нино успокоилась и устремила вперед потухший взгляд. Затем поднялась. Я взял чемодан, схватил запеленатую куклу, и мы молча спустились по лестнице. Ильяс-бек ждал нас в карете. По переполненным народом улицам мы проехали к вокзалу.

– Потерпи. Спустя каких-то три или четыре дня Али-хан вернется к тебе, – сказал Ильяс-бек.

– Я знаю, – спокойно кивнула Нино. – Мы останемся в Тифлисе, а потом уедем в Париж. У нас будет домик с садом, а потом родится мальчик.

– Именно так все и будет, Нино, так и будет.

Голос звучал четко и уверенно. Она сжала мне руку и уставилась куда-то вдаль. Рельсы напоминали длинных змей, а поезд, появившийся из темноты, – зловещее чудовище. Она быстро поцеловала меня:

– Пока, Али-хан. Встретимся через три дня.

– Конечно, Нино. А потом уедем в Париж.