Али и Нино

Я приблизился к ней, европейская княжна с сияющими от счастья глазами поклонилась мне. Я обнял ее, и мне показалось, что эту женщину я обнимаю впервые. У нее была нежная и ароматная кожа, меж полураскрытых губ сверкали жемчуга зубов.

Мы впервые сели на край нашей кровати. Я обнимал европейскую женщину, ее длинные пушистые ресницы щекотали мои щеки, глаза были полны восторга. Никогда еще я не испытывал подобного восторга. Я взял ее за подбородок и приподнял головку, любуясь мягкими чертами лица, влажными, полураскрытыми губками, сверкающими из-под полуприкрытых век глазами.

Я погладил ее спину, и Нино бессильно обмякла в моих объятиях. Мы позабыли обо всем на свете - и о ее вечернем платье, и о европейской кровати - полуобнаженная Нино лежала передо мной на глиняном полу в дагестанском ауле. Я крепко сжимал ее плечи...

И вдруг оказалось, что мы с ней, одетые, лежим под великолепной европейской кроватью на светлом германском ковре. Нино была неподвижна, я ощущал лишь ее слабое дыхание, мысли мои снова смешались, и я перестал думать и о старом англичанине, и о молодых офицерах, и о будущем нашей республики.

Потом мы лежали друг подле друга и глядели в висящее над нами зеркало.

- Платье совсем измялось, - сказала вдруг Нино, и в ее голосе слышалось счастье.

Мы сели. Нино опустила голову мне на колени.

- Интересно, что сказала бы на это майорша? Она, наверное, спросила бы: разве Али хан не знает, для чего существует кровать?

Она поднялась.

- Не будет ли господин атташе любезен соблюсти дипломатический протокол, принятый во всем мире, раздеться и занять место на брачном ложе?

Полусонный, я, ворча, встал, разделся, швырнул куда-то одежду и лег между двумя простынями рядом с Нино. Так мы и заснули.

***

Шли недели. Мы снова принимали гостей, они пили виски и хвалили наш дом. Грузинское гостеприимство Нино не знало границ, она танцевала с молодыми лейтенантами, чинно беседовала со старыми чиновниками о подагре, рассказывала англичанам о царице Тамаре, и те были уверены, что великая царица царствовала и в Азербайджане.

Я проводил дни в своем просторном кабинете в министерстве, готовил проекты дипломатических нот, читал зарубежную корреспонденцию, а в свободные минуты любовался из окна видом на море.

Постоянно веселая и беззаботная Нино приходила ко мне. К моему удивлению, она подружилась с министром иностранных дел Асадуллой, ухаживала за ним, когда он приходил к нам, рассуждала с ним о нравах общества. Иногда же они сидели в углу и о чем-то таинственно шептались.

- Чего ты хочешь от Мирзы? - спросил я как-то.

Она улыбнулась.

- Я хочу стать первой женщиной - заведующей протокольным отделом министерства иностранных дел.

Мой стол был завален письмами, сообщениями, призывами. Создание нового государственного устройства шло полным ходом, и мне доставляло особое удовольствие вскрывать конверты с нашим новым государственным гербом.

Около полудня курьер принес мне стопку газет. Я раскрыл правительственную газету и на третьей странице обнаружил свое имя, напечатанное крупным шрифтом. Ниже следовал текст:

"Атташе министерства иностранных дел Али хан Ширваншир назначен на новый пост в парижском консульстве".

Далее шла статья, восхваляющая мои достоинства. По стилю статьи нетрудно было догадаться, что написал ее ни кто иной, как Арслан ага.

Я ринулся в кабинет министра, резко распахнул дверь.

- Мирза Асадулла, что это значит? - воскликнул я.

Он засмеялся.

- Это сюрприз для вас, друг мой! Я обещал это вашей супруге. Париж это лучшее место для вас с Нино.

Гнев душил меня. Я скомкал газету и, отшвырнув ее в угол, закричал:

- Нет такого закона, Мирза, который заставил бы меня на долгие годы покинуть Родину!

Мирза Асадулла был изумлен.

- Чего вы хотите, Али хан? Это самая почетная должность в министерстве иностранных дел. Вы достойны ее.

- Но я не хочу уезжать в Париж, и если меня будут принуждать к этому, подам в отставку. Я ненавижу чужой мир, ненавижу чужие улицы, чужих людей, чужие обычаи. Но вам, Мирза, никогда не понять этого.

Он спокойно кивнул.

- Что ж, если вы настаиваете, то можете оставаться здесь.

Я бросился домой, задыхаясь, взбежал по лестнице.

- Нино, - крикнул я, - я не могу допустить этого, не могу, пойми!

Нино побледнела, я увидел, как задрожали ее руки.

- Но почему, Али хан?

- Пойми меня правильно, Нино. Я люблю эту плоскую крышу над головой, люблю степь, люблю море. Я люблю этот город, старую крепость, мечети в узких улочках, я буду задыхаться без всего этого, как рыба, выброшенная на сушу.

Она на мгновение закрыла глаза, потом бессильно прошептала:

- Жаль...

Я сел, взял в ладони ее руки.