Он обмотал носовым платком эбонит рефлектора, рассерженно щурясь и точно зная, что причина его плохого настроения не в риносклероме, и не в этом практиканте. Во всем виновата погода, из-за которой невозможно поехать на Штольпхензее7
. Тем более что вчерашняя блондинка обязательно будет и сегодня..., но хватит об этом.Конечно, во всем виноваты погода и Штольпхензее, но ни в коем случае не известие о том, что Марион провела все лето в обществе Фритца в Зальцкамергуте. Какое ему дело до Марион? А риносклерома будет продемонстрирована, хочет того больная или нет, в конце концов, это университетская клиника.
Придав лицу серьезное выражение, доктор Хаса вошел в большую приемную. Выстроившиеся у стен ряды стульев для обследования, казались бесконечными. Рядом с каждым из них - электрическая лампа, столик для инструментов и пара мисок. Пациенты сидели с отсутствующими, но одинаково напряженными лицами. Слева доктор Мазицкий щелкнул зеркалом для горла, а у третьего стула справа доктор Манн выкрикнул:
- Сестра, ушную воронку!
На стуле доктора Хасы сидела блондинка с мечтательными серыми глазами, но более всего доктора поразил их необычный разрез. Хаса опустился на низкий табурет и внимательно посмотрел на нее. Девушка улыбнулась, и ее грустные глаза вдруг озарились сиянием. Она указала пальцем на направленный вверх рефлектор на голове у Хасы:
- Похоже на нимб.
Акцент выдавал в ней иностранку
Хаса улыбнулся. Жизнь все-таки очень забавная штука, а до Марион ему и вправду нет никакого дела. Он посмотрел в серые бездонные глаза пациентки и подумал: «Будем надеяться, что это
- Как вас зовут?
- Азиадэ Анбари.
- Профессия?
- Студентка.
- Ах вот как, коллега! – воскликнул Хаса. - Тоже медик?
- Нет, филолог – ответила девушка.
Хаса поправил рефлектор.
- Посмотрим, что привело вас ко мне? Так, боль в горле. - Его левая рука автоматически нащупала шпатель. - Изучаете германистику?
- Нет, я - тюрколог
- Кто, простите?
- Я занимаюсь сравнительным исследованием тюркских языков.
- Боже мой! И зачем вам это?
- Просто так, - сердито ответила она и раскрыла рот.
Хаса исполнял свой врачебный долг с толком и расстановкой. Но мысли его при этом делились на профессиональные и личные. Профессионал в нем установил: результат риноскопии –
Он отложил рефлектор, отодвинул табурет и деловито сказал:
-
- А на немецком - заурядная ангина, – улыбнулась девушка, и доктор Хаса решил больше не употреблять латыни.
- Да, - сказал он,– естественно, постельный режим. Вот вам рецепт для полоскания. Никаких компрессов, домой на машине, диета. А почему все-таки тюркология? Что вам это дает?
- Мне это интересно, – скромно ответила девушка, и сияние ее глаз разлилось по всему лицу. - Вы не представляете, сколько существует диковинных слов, и каждое из них звучит, как барабанная дробь.
- У вас температура, - сказал Хаса, - оттого и барабанная дробь. Я где-то слышал ваше имя. Был такой губернатор в Боснии, которого звали Анбари.
- Да, - проговорила девушка, - это был мой дед.
Она поднялась. Пальцы ее на мгновение утонули в широкой ладони доктора Хасы.
- Приходите еще, когда будете здоровы… Я имею в виду, если понадобится дополнительное лечение.
Азиадэ подняла глаза вверх. У врача была смуглая кожа, черные, зачесанные назад волосы и широкие плечи. Он очень отличался от таинственных капитанов подводных лодок и дикарей-рыболовов с берегов безымянных рек. Девушка быстро кивнула ему и пошла к выходу.
На вокзале у Фридрихштрасе Азиадэ остановилась и задумалась. Врач что-то говорил о машине. Она сжала губы и решила пошиковать. Высоко подняв голову, девушка пошла мимо вокзала в направлении Линдена. Там она села в автобус, прислонилась к мягкой кожаной спинке сиденья и довольно подумала о том, что машина является всего лишь скромной diminutivum8
плавно катящегося автобуса.- До Уландштрассе, - сказала она кондуктору, протягивая монетку.
Глава 2