Ивор поднялся с земли и хотел было шагнуть к Джаре, чтобы заслонить её, как вдруг что-то задержало его за штанину. Он торопливо обернулся.
— Ивор… — сказала Змейка слабым голосом, но взгляд её был ясен и пронзал насквозь чистым светом.
Грифон готов был поклясться, что в районе лопаток вспыхнули жжение и зуд и растеклись по позвонкам, а потом из-под кожи спины словно что-то вырвалось наружу… крылья… и над головой возникло что-то нестерпимо сияющее… корона…
Он больше не думал. Он только делал то, что подсказывало сердце.
Ивор коснулся кончиком волшебного меча груди Змейки. Лезвие вспыхнуло белым светом, а к лицу девушки на глазах прилила кровь, растворилась нездоровая бледность. Змейка вскочила на ноги, выхватывая своё зеркало.
Сверху в Джару ударил столб невидимого света. Она воспрянула и чуть не закашляла, как будто долго была под водой и наконец вынырнула на поверхность, жадно глотнула воздуха.
И в тот момент, когда друиды ударили в них силами четырёх стихий, за спинами Ангелов распахнулись незримые крылья, над головами воссияли невидные глазу короны. Джара встала прямо напротив Миерны, а позади неё стояли остальные восемь Ангелов, и волшебные артефакты их наливались древней силой.
Джара плохо запомнила, что было дальше. Она только ощутила, как в неё вливается невообразимая мощь, наполняет собой всю её сущность, а потом срывается с кончиков пальцев лучистыми столбами энергии и бьёт в Миерну, а та, простерев руки, ударяет в Джару стихиями огня, воды, земли и воздуха, и позади неё стоят друиды и подпитывают её своими силами.
И как много веков назад Альянс Ангелов вступил в битву не на жизнь, а на смерть с племенем друидов, и ставкой в той битве было равновесие, спокойствие и само существование целого мира.
А потом был мрак, и свет, и волны разрывавшей воздух энергии, и вопли, носившиеся над развалинами Города Солнца, и бесполезные слова, и слёзы, захлёбываясь которыми, Джара убивала Миерну и последних на земле друидов…
Ивор подбежал как раз тогда, когда Джара, охнув, стала заваливаться назад. Она упала ему на руки.
Между глыб, осколков зданий и вывороченных деревьев гулял холодный, пробирающий до костей ветер, и Ангелы, тяжело дыша, жадно подставляли под него взмокшие лица.
— Она как?… — тихо спросил Тэллар, подойдя к Грифону.
Джара опять охнула, осторожно встала на ноги, высвободилась из объятий Ивора. Ветер трепал её короткие, как у мальчишки, волосы, а она трясла головой и жмурила глаза, стараясь избавиться от тёмных кругов, туманивших взор.
— Я в порядке, Сокол, — произнесла она.
Ангелы окружили её, глядя на неё с беспокойством, и она усмехнулась.
— Я правда в порядке!.. Здорово же вы в меня сил накачали… — Она вытерла здоровой рукой мокрые полосы с щёк, а потом задрала голову, щуря глаза.
— Теперь надо с этим разделаться, — сказал Тэллар, тоже поглядев наверх.
— Только как? — спросил Эйдан. Он повернулся к Змейке, ожидая от неё очередного просветления. Но та молчала.
— Дай руку, — негромко молвил Ивор, коснувшись плеча Джары.
Она повернулась к нему, удивлённая. Ивор ласково взял её за запястье левой руки и положил на обожжённую ладонь плашмя свой белый меч. Джара ожидала боль, но боли не было. Вместо того блаженная прохлада, а затем лёгкий зуд. Ангелы изумлённо вдохнули: на их глазах ожог Бестии заживал, отпадала сожжённая кожа, розовела новая. Когда Ивор отвёл меч, на ладони не осталось даже шрамов. Все недоумевали и поражались. Никто не заметил, как покачнулся Ивор. Грифон скользнул взглядом поверх голов, и тут его глаза встретились с бездонно-чёрными глазами Сунор. Её взгляд пронизывал насквозь. Ивор понял, что она
Она отвела взгляд.
Ивору стало не до неё: Джара кинулась ему на шею.
— Ив, как ты это сделал? — воскликнула она.
— Сила артефакта? — догадался Эйдан.
— Или твоя
Ивор неопределённо пожал плечами. Мол, сделал по наитию, а что и как не знаю.
Ивор поочередно касался ран каждого из Ангелов — и останавливалась кровь, заживали ожоги, раны затягивались до тонких ниточек шрамов, приливали новые силы, быстрее текла кровь, расцветали на щёках розы здорового румянца, появлялась бодрость, и никто из Ангелов — кроме той, что подчиняла мысль, — не знал, что Ивор отдаёт им