Аляска, сэр!

Тем временем Кабри нерешительно приблизился к третьей, свободной лошади и замер перед нею как вкопанный, явно не зная, что ему делать дальше.

– Вы что же, Кабри, никогда лошадей не видели? – с наигранным удивлением окликнул его восседавший на Буцефале граф.

– Отчего же, мсье, видел, конечно. Только я ведь вырос в семье докера, а верховые прогулки на лошадях считались у нас в Марселе делом исключительно господским.

– Осип Макарович, помогите несчастному мореплавателю оседлать кобылу, – распорядился граф.

Конюх умело и расторопно помог графскому слуге вскарабкаться на лошадь.

– Благодарю вас, мсье, – сказал ему Кабри по-французски.

Осип Макарович беспомощно посмотрел на графа, и тот перевел ему благодарственные слова француза на русский язык.

– Тогда скажите своему слуге, ваше сиятельство, чтобы он не пользовался поводьями. Пусть лучше отпустит их, а сам покрепче держится за луку седла. Я ведь подобрал для него самую смирную кобылу, так что она без лишних понуканий сама пойдет за вашим Буцефалом.

– А ее, часом, не Марией Медичи зовут? – рассмеялся Алексей Михайлович.

– Никак нет, ваше сиятельство! – уже смелее ответил Осип Макарович, успевший несколько привыкнуть к манере разговора графа. – Ее так и кличут – Смирная.

Затем он ловко оседлал своего Росинанта и, дождавшись разрешающего кивка Алексея Михайловича, возглавил кавалькаду. Провожающие напутствовали путешественников дружным многоголосием, среди которого особо выделялся не по годам звонкий голос Софьи Михайловны:

– Доброго пути, Алексей Михайлович!

* * *

Сразу за городом всадники обогнули Култушье озеро, отделенное от Авачинской губы нешироким перешейком, над которым кружили крикливые чайки, выискивая добычу на мелководье. Ехали шагом: Осип Макарович резонно опасался, что при более резвой езде неопытный Кабри может вывалиться из седла. Догадавшись о его опасениях, Алексей Михайлович обернулся и спросил:

– Как чувствуете себя, Кабри?

– Вполне сносно, мсье, – довольно бодро ответил тот, явно уже несколько освоившись в седле.

– Тогда предлагаю перейти на легкую рысь, иначе с таким аллюром мы уже через десяток верст вынуждены будем повернуть назад, – резюмировал граф. – Посему примите совет: если вдруг испугаетесь чего-нибудь, сразу цепляйтесь за гриву лошади и как можно крепче прижимайтесь к ее шее. Но ни в коем случае не хватайтесь за поводья. Ни в коем случае! Вы поняли меня, Кабри?

Тот утвердительно кивнул, и Воронцов, к великому удовольствию Осипа Макаровича, приказал перейти на легкую рысь.

Спустя какое-то время путешественники подъехали к полноводной реке Аваче, стремительно несущей свои воды в Авачинскую губу. Через реку был перекинут деревянный мост, на редкость добротный. Да оно и понятно, ведь именно эта дорога, вернее сказать, конная тропа, связывала Петропавловск с Нижнекамчатском, расположенным почти в самой северной точке тихоокеанского побережья полуострова, и с Большерецком, раскинувшимся на побережье уже Охотского моря.

Отсюда открывался потрясающий вид на Корякскую сопку, и, очарованный ее красотой, Алексей Михайлович попросил проводника остановиться. Тот послушно придержал коня и приблизился к графу.

Со стороны Петропавловска вулкан был почти полностью закрыт прибрежной сопкой, а здесь представал взору во всей своей первозданной красе. Его белоснежный конус высотой более 11 тысяч футов упирался в девственно голубое небо, из кратера тянулся вверх дымный шлейф.

Правее возвышался другой вулкан – пониже и довольно странного вида. Судя по всему, в далекие доисторические времена титанической силы взрыв срезал наискось, как ножом, его конус примерно на треть от вершины, а затем на этом месте вырос новый вулкан, но меньшей высоты и несколько у́же старого. То была Авачинская сопка.

На первый взгляд казалось, что отсюда до вулканов рукой подать, однако проводник знал, что это обманчивое впечатление: на самом деле расстояние до их подножий составляло не менее 35–40 верст. Все трое смотрели сейчас на чудо природы под названием «вулканы» как завороженные, даже Кабри перестал постанывать.

– Дымный шельф – это предшественник извержения? – поинтересовался Воронцов у Осипа Макаровича.

– Нет, ваше сиятельство. Вот когда в прошлом году вулкан решил разбушеваться, дым из кратера поднимался вверх аж на целую версту. А в чреве его раздавался неумолчный гул, и даже в Петропавловске чувствовались подземные толчки, правда, не очень сильные. Потом из кратера полетели снопы искр и огромные раскаленные камни. («Вулканические бомбы»[13], – уточнил про себя Алексей Михайлович.) А еще чуть позже по склонам вулкана потекли потоки огненно-красной лавы. Вот уж когда было страсть как жутко! – Осип Макарович опасливо покосился на графа: вдруг решит, что он завирает? Однако сосредоточенный вид сиятельного спутника успокоил конюха, и он воодушевленно продолжил: – Ныне же вулкан отдыхает. Думаю, подымит еще чуток да и затихнет, как соседняя Авача…