- Сегодня воскресенье, все осужденные находятся на территории колонии. Сейчас вашего Отари приведут, я распоряжусь, - сказал майор Костенко и встал. - Ну, Оля, пора прощаться. Любите своего суженого. - И, направляясь к двери, тихо вздохнул: - Глядишь, исправится...
Мне не понравились его последние слова. Они были небрежными. Похоже, начальник отряда говорил их уже не мне, а себе. Но это дела не меняло. Я поняла: в моего любимого он не верит.
***
Я долго ждала прихода Отари. Гуляла по комнате, смотрела в окно. Оно выходило на перелесок и разбитую машинами бетонку. Дорога тянулась от ворот колонии вдоль забора, потом огибала перелесок и через дикий луг устремлялась к далекой строительной площадке. Я различила на ней неровные силуэты недостроенных малоэтажных домов и стрелу подъемного крана.
Отари все не было. Я потерла ушибленное плечо, вытянула на столе левую руку, положила на нее голову... и уснула. Приключения прошедших в Приморье двух суток, ночевка на обочине шоссе и бессонница в доме Потапыча сделали свое дело.
- Оля! - разбудил меня крик Отари. Я вскинула голову, разлепила глаза и увидела его! Он стоял в дверях - руки за спиной, худой, осунувшийся, в черной робе с белой прямоугольной нашивкой на груди - и в глазах его полыхало пламя. Казалось, он сейчас бросится ко мне и с бешеной силой опрокинет столы, что были между нами. Но он не двигался с места. Его крепко держал за локоть молодой офицер с пустым, как чистый лист бумаги, лицом.
Я вскочила - стул грохнулся на пол - и кинулась к Отари. Родной, любимый, мой! Прижалась к нему, обняла изо всех сил. Правое плечо пронзила резкая боль, но я тут же забыла о ней. Отари вырвал у офицера руку, обхватил меня за плечи и стал покрывать поцелуями мое лицо.
- Отставить! Не положено!
Офицер разорвал наши объятия, втиснулся между нами и оттолкнул Отари к двери.
- Сейчас обратно пойдешь! - На пустом лице появилась гневная гримаса.
Мой любимый не обращал на него внимания, жадно смотрел на меня. По его щекам текли слезы. Он плакал!
- Оля! Как ты приехала, зачем? - быстро заговорил он. - Ты одна добиралась?
Я молча кивнула.
- О, гхмерто чемо!! - выкрикнул он по-грузински 'О, Боже мой!' и вскинул сжатые кулаки к лицу: - Такой опасный путь! Я не хотел! Не звал тебя! Страшно подумать, что с тобой могло случиться! - И тут же стал говорить о другом: - Люблю тебя! Жить без тебя не могу! Так ждал!! - И снова перескочил на тему дороги: - Как ты поедешь обратно? Я буду волноваться!!
Он был вне себя.
- Люблю, Оля!!
Офицер раздраженно обернулся ко мне:
- Сядьте оба на стулья! Марш! У вас полчаса! Время свидания пошло!
Мы сели напротив друг друга. Нас разделяли сдвинутые столы. Я протянула Отари носовой платок:
- Вытри слезы, милый! Все будет хорошо!
Офицер встал у него за спиной, как столб, и бесстрастно уставился поверх моей головы в окно. Стало понятно, что он намерен пребывать в таком положении все полчаса свидания. Ни одно слово не минует его ушей! Как же поговорить с Отари о возможности нашей тайной встречи?
Он немного успокоился и стал горячо рассказывать мне:
- Вчера получил твое письмо! Как ты сдавала экзамен по латыни! А сегодня перечитываю, и вдруг говорят: 'Оля твоя приехала!' Я чуть с ума не сошел! Гляжу на твой почерк и не понимаю: ты же в Москве! А мне - 'Здесь она!'.
Я счастливо засмеялась:
- На Ту-154 свою весточку догнала!
Отари опять озаботился:
- На самолете летела? Расскажи!
Я стала описывать ему свое путешествие. О злоключениях на шоссе и в Славянке умолчала. Потом Отари задавал один вопрос за другим: о моей учебе, о работе, 'Как Николай Харитонович себя чувствует? Как мама?'. И жадно слушал ответы. Я удивлялась: он же все это знал из моих писем! Но потом поняла: ему нужно было слышать меня, видеть, идти со мной по улицам Москвы, прожить вот так, вместе, глаза в глаза и - мысленно - рука в руке, хотя бы эти полчаса! Милый мой! Я потянулась к нему через столы, он вскочил. Офицер глухо рявкнул:
- Сидеть! Физический контакт запрещен!
И снова мы говорили, и снова Отари ласкал меня взглядом. Минуты свидания истекали. Офицер посмотрел на часы:
- Осталось пять минут! Заканчивайте!
Я опомнилась: нужно немедленно что-то придумать и дать знать Отари о моей готовности к следующей встрече! Может быть, он что-нибудь придумает?!
- Помнишь, я лежала в больнице?
Отари знал из моих писем только о том, что у меня были нарушения 'по женской части', но врачи их устранили.
- Помню! - с тревогой ответил он. - Что-то опять не так?
- Наоборот! Все отлично. - Я пристально, со значением посмотрела ему в глаза. Он должен был уловить подтекст моих следующих слов. - Милый, я хочу, чтобы ты стал отцом моего ребенка...
Он все понял. И, к моему удивлению, нисколько не растерялся. Ласково улыбнулся, на мгновение успокаивающе прикрыл глаза.
Значит, у него был план! Он знал, как нам встретиться снова, наедине!
- Свидание окончено! - объявил безликий офицер. И скомандовал Отари: - Встать! Руки за спину! На выход!
Отари поднялся со стула и четко сказал мне по-грузински:
- Мойцадэ КПП стан! (Подожди у КПП!)